Ни богов, ни королей

Карпов Илья Витальевич

— Ну даёшь! Вон, учись как надо зубы заговаривать. — обратился он к сидящему неподалёку от Таринора бродяге. — Короля он знает… Язык-то у тебя подвешан что надо, да только Хоба небылицами не проведёшь. Когда тебя казнят, я, пожалуй, отрежу твой язык и на верёвочке носить буду. Уж больно складно ты им говоришь, глядишь, и я болтать красиво начну. От дамочек отбоя не будет!

— С твоей рожей этого маловато будет, Хоб. — усмехнулся Таринор.

— Хохми сколько влезет, вот только мы по разные стороны решётки. И меня дома ждёт горячая похлёбка, а у тебя и дома-то нет, бродяга!

Стукнув дубинкой по прутьям решётки, тюремщик куда-то

ушёл, напевая что-то под нос. Наёмник облокотился на стену и посмотрел на тёмный закопчёный потолок. Здесь поможет только король. Конечно, он бы без труда справился с этим куском сала голыми руками, если б тот так неожиданно не огрел его дубинкой по голове. И как только ему удалось? Видать, и впрямь большой опыт в отлове тех, кто решил пролезть в город через сточный канал. И куда только этот боров дел его меч…

— Чудной ты. — донеслось сзади. Таринор повернул голову и увидел, что это говорил недавно храпевший бродяга. — Сидел бы молча, он бы тебя и выпустил. А теперь три шкуры спустит.

— Да чёрта с два. — грустно ответил наёмник. — Пока они будут искать хозяина меча, я дважды успею сгнить в этой дыре. Кальдор Моэн теперь в лучшем из миров, а я, похоже, в глубочайшей из задниц. — Таринор вспомнил слова старого Кальдора и почти ощутил увесистый подзатыльник, которым тот наверняка наградил бы его, узнав об утрате меча. — Да, он бы меня отсюда вызволил…

— Кальдор Моэн? — старик-бродяга почесал спутанную бороду. — Давненько я этого имени не слыхивал. Хранитель клинка Чёрного замка, славный был человек.

— А ты ещё откуда о нём знаешь? — удивился Таринор.

— О, я в те годы стражником в замке служил. Ох и давно же это было…

— В каком ещё замке?

— Известно, в каком. В Чёрном. — язвительно ответил старик. — Другого в Энгатаре-то и нету.

— Просто я не пойму, как член замковой стражи может превратиться в нищего старика?

— Ну, вот ты говоришь, с самим королём знался, а теперь сидишь в одной камере со старым попрошайкой. И ведь ты ещё не старик. — бродяга вздохнул. — Подставил меня один. Мол, я серебро столовое украл. Тьфу! Будто б мне жрать тогда было нечего… Ну, казнить, конечно, не казнили, но из стражи погнали. Воров мы здесь не держим, говорят. А мне идти больше было некуда. Пробовал, конечно, и конюхом, и носильщиком, пока здоровье позволяло. Но с возрастом перед тобой закрывается всё больше дверей. Так я и до попрошайничества докатился. Пока есть силы протянуть руку — ноги не протянешь. Жить можно, худо-бедно. Порой за решётку попадаешь, вот как сейчас, но это терпимо. А нынче по городу нашего брата серые гоняют, так что совсем житья не стало…

— Что ещё за серые?

— А ходят по всему Энгатару, нигде укрытия от них нет. В серых балахонах, с шипастыми палицами. Гоняют всякий сброд «во имя Тормира», а в числе «сброда» и грабители с Висельной, и мальчишки-карманники, и попрошайки, как я, хех. Сами себя называют Серыми судьями, орден церковный. Понабрали молодых, а те и рады. Верно говорят, судить всяк дурак горазд.

— Вижу, Церковь окончательно королю мозги запудрила, раз уж такое творится.

— Что ты! Король сам это и затеял. С тех пор, как он жену собственную казнил вместе с патриархом Велереном, в городе такое творится, что я и не припомню, когда прежде такое было.

— Ну и Эдвальд, ну и наворотил. — вздохнул наёмник. — Мне точно не мешало бы его навестить. В прошлую нашу встречу он был слаб разумом, а теперь, видно, и вовсе растерял остатки

рассудка.

— Говорят, он как овдовел, так сразу переменился. Будто ожил. Видать, супруга та ещё кровопийца была, хехе. — старик замолчал, но вскоре вновь заговорил. — У тебя и в самом деле был меч Кальдора Моэна? Или ты это просто Хобу наплёл?

— Чтоб мне на месте провалиться, если я вру.

— Где ж ты взял его? Хранитель клинка ушёл из замка… Я даже уже не помню, сколько лет назад.

— Сам Моэн дал. Я встретил его далеко на севере, он прожил остаток жизни среди северян, а перед смертью отдал клинок мне. Велел беречь и стать достойным владельцем. А я… Эх!

В этот момент вернулся свинорылый. Он радостно сообщил, что старик может идти, а сточный бродяга-шпион будет дожидаться следующего утра, пока начальник стражи закончит все дела и сможет заняться им.

— Береги себя, Таринор. — сказал старик напоследок, за что получил пинок от свинорылого.

— За него не беспокойся, — сказал тюремщик. — У него-то крыша над головой есть. Хотя скоро её не будет. И я не про крышу. — Он вновь залился визгливым смехом.

Весь день наёмник провёл за решёткой, а свинорылый то появлялся, то снова уходил. В обед он уселся на табуретку и принялся с наигранным удовольствием уплетать какую-то жижу из миски, причмокивая и поглядывая на наёмника. Тот изо всех сил старался не подавать вида, что больше всего на свете желает вколотить собственный кулак в ухмыляющуюся рожу тюремщика. К счастью, Хоб порой пропадал довольно надолго, а если и задерживался у камеры, то только чтобы вздремнуть на табуретке. Потом он просыпался, зевал, пытался подколоть Таринора набившими уже оскомину шутками про повешение и отрубание головы, а потом уходил куда-то. Постепенно свет, пробивавшийся через окошко, приобретал огненный оттенок, а потом и вовсе потускнел и погас. Таринор остался в полной темноте и только сейчас ощутил, что в камере весьма прохладно. Прошлой ночью он слишком погано себя чувствовал, чтобы обращать на это внимание, а сейчас холод вкупе с темнотой делал своё дело. «Продержаться эту ночь, думал наёмник, а там уже что-нибудь видно будет. Глядишь, начальник стражи окажется не таким болваном, как Хоб, и прислушается к словам. Интересно, как там Тогмур и Иггмур? Только б сидели, не высовывались…»

Наёмник лежал на холодном полу, сжавшись всем телом, чтобы сохранить тепло. Иногда он проваливался в забытье, но вновь просыпался от холода. В эти моменты он слышал чей-то голос. Видимо, Хоб на ночном дежурстве и снова пытается поддеть его избитыми шутками. Ну его к чёрту… Порой ему снились короткие сны, будто Иггмур ломает стену темницы, разгибает железные прутья, а Тогмур хлопает его, Таринора, по плечу и произносит «Ну и как же тебя угораздило!» И действительно, как же его угораздило так их подвести. Подвести Кальдора… Подвести самого себя… Так глупо попался… Хоб с дубинкой… К чёрту Хоба… К чёрту…

— Да спит он! Не боись!

— А вдруг нет? Вдруг просто валяется?

— И чего? Кто ему поверит? Давай наливай уже…

Таринор решил, что это тюремщик притащил какого-нибудь дружка, чтоб не так скучно было торчать у камеры всю ночь.

— А карты?

— Чего карты? Неужто отыграться решил?

— Ну, было б неплохо. Да только разве ж у тебя отыграешься? Хоть время убьём, мне тут до утра сидеть.

— Да и у меня выбор невелик. А за того не бойся. Если проснётся — я тут же исчезну или ветошью прикинусь. Наливай и раздавай…