Ни слова правды
Шрифт:
– Ну уж и не смейтесь, чего ж не посмеяться, если весело! – пропищало откуда-то с земли. – Здорово, богатыри!
Перед желеобразной массой стояли группкой крошечные людишки, обычному человеку по колено, в зеленых кафтанчиках.
– Приветствую вас, водяной народ, – ответил им Трегуз, – мы здесь товарища ищем на рыжем жеребце.
– А, этого, что в странных камнях живет? – отозвался лилипут. – Который големами балуется и болотину мертвой водой травит?
– Про мертвую воду не знаю, но живет он правда здесь неподалеку, Косматкой кличут, – снова ответил им Трегуз.
– Может, и Косматкой, а может,
– А твоего ли ума дело, мелюзга? – разозлился я, чего он тут допрос устроил, от горшка два вершка, а гонору как у дорожного полицейского.
Трегуз в ужасе замахал на меня руками, строя уморительные рожи, что я не выдержал и рассмеялся, уж очень комично выглядел гридень.
– Смотри, какой у вас друг веселый, – не унимался водяник. – Мелюзга, говоришь?
– Ты не обращай внимания, уважаемый, не местный он, – оправдывал меня Трегуз, – но человек хороший, в Славене тебе всякий скажет!
– Хорошие люди черной магией не балуются и водяников мелюзгой не называют, – парировал мелкий нахал. – Компания у тебя, богатырь, странная, но мы зазря никого не обидим, отвечай как есть – зачем в лес пожаловал?
– Сюда по приказу князя прибыли, чтобы командира младшей дружины найти – Леха Немца, он дней пять назад в лесу пропал. Может, тебе что про него ведомо, скажешь – будем благодарны, – снова заговорил Трегуз.
Водяники запищали на своем, потом пискляво рассмеялись, и главный снова заговорил с нами:
– Может, и ведомо, может, и скажу, но пусть сначала вот этот, – и указал на меня, – к нам пожалует и по традиции в водных играх поучаствует.
– Не станет ли уважаемый водный народ возражать, если мы тут между собой посовещаемся? – спросил побледневший Трегуз.
– Это у вас, у людей, все дела спешные, а нам торопиться некуда, Уат хоть и на месте сидит, а дело свое делает, – высокомерно провозгласил все тот же мелкий и демонстративно отвернулся.
Трегуз подошел ко мне и вполголоса с досадой сказал:
– Эх, Тримайло, угораздило тебя водников разозлить, теперь держись.
– Да чего ты перед этими уродцами пляшешь, будто с князем говоришь? Я сейчас на них собак натравлю или ножны уроню, и конец всему племени.
– Не, Тримайло, не пойдет, с ними ссориться нельзя. Да ты еще и меч потерял, примета нехорошая. А водный народ, хоть они и ростом невелики, огромной силой обладает: всякая вода им подвластна, кроме мертвой, ею темные правят. Оттого если водяники чуют нехорошее – бегут исправлять, и Уат (это гигантский водяной червь из воды) им помогает. И не врут они – зря вреда не делают, а за то, что нагрубил, хотят они тебя в водяники оборотить, чтоб ты с ними состязался по-честному. Ты, главное, когда оборотят, не болтай лишнего и руки не распускай, а то они тебя с гусями в Африку отправят, такое уже случалось [77] . Но если ты в водных играх одолеешь, они тебя уважать станут и помогать во всем, так что попробовать стоит.
77
В
– А ить выбора нет, – встрял противный коротышка, – давай решайся, не то так превратим, ты и в Африку, и из Африки, еще и обратно скатаешься «мелюзгой», да не на гусях, а на стрижах каких-нибудь, чтоб трясло, как на телеге.
Ну что тут сделаешь, кивнул я головой, а «зеленые кафтанчики» приняли это за согласие, и – оооп! – грохнулся я вниз и закачался на каком-то дереве, за руки дернуло так, что в глазах потемнело. Когда в себя пришел, сообразил, что держусь обеими руками за ременную петлю своей булавы. А булава, стало быть, и есть дерево, оборотили окаянные водяники. Я аккуратно сполз на землю, чем вызвал град насмешек в свой адрес.
– Что, верзила, высоты боишься? Дак оно и понятно, целый, слышь, воробьиный скок, ежели прыгнет, каблук сломает, не иначе! – изгалялись нахальные малявки.
Теперь я выглядел как и они: такого же роста и даже в зеленой одежде, вот только борода лопатой, всю грудь закрыла, а они бритые все. Видно шутка их главного, вон как щерится, обормот.
– Ну-ну, негоже так собрата встречать, – остепенил своих старшой. – Как тебя звать-величать, гость дорогой, какого роду-племени.
– Василий Тримайло, русский из Славена! – сквозь зубы представился я.
– А я Ланс Озерный, – ответил старшой и, сняв котелок, церемонно поклонился.
– Я Годи Ручейный, я Нор Ива, я Джерри Омут, я Кенни Прибрежный, я Гринни Жаба, я Фраф Водопад, я Сомон Плескун, – кричали наперебой эти мелкие поганцы и снимали свои колпаки и шляпы.
Помня о предупреждении Трегуза, я тоже сорвал с головы зеленый картуз и помахал им в воздухе, неуклюже присев, чем вызвал новый взрыв хохота.
– Ну пошли, что ли, Тримайло, бахнем за знакомство! – пригласил Ланс.
– Некогда мне, давай свои водяные игры, да побыстрее! – рассвирепел я. Там Косматко незнамо где, Лех без вести пропавший, а этот мелкий говнюк про какую-то выпивку толкует.
– Да ты не горячись, здоровяк, внутри червя время по-другому течет, как дождь сквозь землю. А дружок твой, с темнотой повязанный, уж дома, женка о нем позаботится. Немому твоему тоже пока никто плохого не делает, успеешь, если в Африку не улетишь, – и пригрозил, и успокоил Озерный.
– Так ты знаешь, где Лех? – вскинулся было я.
– Не то чтобы знаю где, а у кого в гостях – догадываюсь, – напустил туману Ланс, – но зачем начинать есть рыбу с костей, всему свое время. Идем!
И мы вошли в червя, никаких дверей или порталов, даже переход с воздуха в воду был незаметен, просто вошли в просторную комнату с прозрачными стенами, с прозрачной мебелью, которая здорово напоминала паб. Имелась и стойка, за ней прозрачный бармен, внутри которого плавали разноцветные рыбки. На голове бармена – подобие лица: три водяные воронки означали, видимо, рот и глаза. Только на месте им не стоялось, и водовороты бродили свободно, по подбородку, по затылку, но на шею не опускались. Почувствовав наше присутствие, живой аквариум поставил глаза и рот на место, изобразил подобие улыбки, то есть водяной круг стал овалом.