Ни слова правды
Шрифт:
– Да, Василий, такой он у нас, водяной-то бокс! Смотри, не смотри, не увидишь. Потом, если общество дозволит, разъясню.
А Сомон с Нором разошлись не на шутку, лупили своими невидимыми руками, только гром стоял, как будто в большой барабан невидимый тролль всеми четырьмя руками стучит. Вот уже у Сомона из рассеченной брови слева сочится красная жидкость, и он становится все медленнее, а Нор как будто энергетика хлебнул, дубасит его по корпусу так, что Сомон даже охнул пару раз после особенно удачных попаданий. Но рано было радоваться в углу Нора, если бы такой у него был, Сомон вновь его поверг, теперь уже, похоже, ударом в челюсть, судя по тому, что Нор рухнул бездыханный и некоторое время не подавал признаков жизни. И снова я ошибся, ожидая финального гонга. Неугомонный водяник очнулся и, пошатываясь, встал. Бой продолжился, парни здорово устали, двигались медленно, но проявляли недюжинную волю к победе, ни один не желал уступать другому. Сомон резко вскрикнул от нового
79
Чупакабра (исп. chupacabras от chupar – «сосать» и cabra – «коза», дословно – «сосущий коз», «козий вампир») – неизвестное науке существо, персонаж городской легенды. Согласно легенде, чупакабра убивает животных (преимущественно коз) и высасывает у них кровь.
Сомон уже не передвигался, стал на прямых ногах и, сверкая здоровым глазом, ждал, когда Нор подойдет поближе. Нор, ощущая, что победа уже у него в кармане, бросился добивать противника и… рухнул на пол. Чудовищной силы встречный удар разорвал кожу у него на лбу так, что оторвавшийся лоскут задрался на волосы, обнажая вены. Но Сомон не смог отпраздновать победу, поскольку тут же повалился прямо на оппонента, потеряв сознание. Все это происходило под овацию наблюдателей. Водяники были в восторге, трясли друг друга за плечи, лупили ладонями по спинам, обнимались, славили бойцов. Я от них не отставал, ощущая подъем и громко декламируя стихи Маяковского: «Гвозди бы делать из этих людей, не было б в мире крепче гвоздей».
Ланс и Фраф Водопад провели над Сомоном и Нором руками, и их укрыли непрозрачные зеленые коконы, которые уплыли в глубь червя и скрылись из виду. Кенни тоже не было, похоже, его упаковали раньше.
Водяники уселись вокруг стола, жестами пригласили меня, выпили молча по кружке пива, потом еще по одной, замотали рыжими головами.
– Да уж! – только и смог пробормотать Ланс и уже бодрее, обращаясь к поредевшей компании: – Дня три в коконе проваляются братишки наши, похоже, у Сомона разрыв печени, а у Нора то, что у него заместо башки, просто в кашу. Дааааа… Вы видели, да не все. Болтун, пузырь тащи, на дедушку посмотрим.
Болтун от стойки толкнул в нашу сторону водяной шар. В нем пронеслись картины нашего с Кенни приключения. На особо волнующих местах водяники обменивались комментариями, из которых я заключил, что всем им приходилось ус дедушке вязать.
– Мы видели то, что делал Тримайло и Кенни, теперь покажем, что было скрыто для нашего гостя, – сказал Ланс.
На экране замелькали образы, замедлились и проявились последние секунды боксерского поединка, свидетелем которого мы только что стали. Фигуры на экране очень медленно двигались навстречу друг другу, Сомон неспешно вытягивал левую руку ко лбу Нора, а Нор расплескался в замахе левой рукой, направленном к подбородку Сомона. Удар Нора даже на замедленном воспроизведении выглядел смазанным и достиг цели чуть-чуть раньше, чем Сомон коснулся лба противника.
– Вот это скорость! – удивился я. – Как вам это удается?
– О том чуть позже, – снова ушел Ланс от прямого ответа, – ты нас прости за Кенни, понимаешь, он самый молодой и ус дедушке ни разу не завязывал. Ему еще полста лет ждать, когда разрешим. А тут еще и сапожок последним выпил, вот и взыграла кровь. Ну ничего, теперь с двумя правыми ногами походит, глядишь, поумнеет, хотя вряд ли. Теперь, Василий, с тебя история.
Я помедлил немного и начал рассказ:
– Народ вы, я смотрю, веселый и не дураки подраться, поэтому я расскажу вам о двух братьях, которые любили бокс и сделали его своим занятием на всю жизнь. Звали их Вал и Вит. Оба громилы, каких мало, вам бы сразу не понравились. Двухметровые богатыри, косая сажень в плечах. Сначала они пробовали себя в боях, где ногами бить разрешают, потом перешли исключительно в бокс. Лупили братья всех, кто не попросит, любой поединок выиграть могли. Ну почти любой. Были и у них неудачи, особенно вначале. Младший из братьев белого африканца повстречал на ринге, уже, можно сказать, пенсионера. Сказать-то можно, но на пенсию-то он не вышел, а являлся на тот момент чемпионом Африки. Треснул старичелло пару раз оному герою, тот чуть колесом по рингу не прошелся, потом старший брат африканца уделал, но осадочек остался. Дошло до братьев, что удача – дама со скверным характером и если на
И разъяснил До Князь братьям, что теперь они суперстары, но не в смысле, что здорово устарели, а в смысле крупняк в кулачном бизнесе. Теперь подбором противников надо заниматься с масштабным подходом, то есть рассматривать бойцов не как машины для размахивания руками, а интересоваться их жизнью и здоровьем всесторонне. Что едят, что пьют, с кем спят, чем болеют – все имеет значение. И действительно, такой подход работает, братьям равных нет и до сих пор, правда, бои их смотреть скучно, не хватает интриги, перцу, так сказать. Поединок, как правило, заканчивается до боя, после беседы оппонентов братьев с До, который как змей их завораживает деньгами и посулами. Это если боец – подающий надежды новичок. А с опытными еще проще, надо только дождаться момента, когда их мощь пошатнется: ухудшатся жизненные обстоятельства, пошатнется здоровье, или они вовсе решат окончить карьеру. Такие дела! Теперь поклонникам бокса остается только дожидаться, когда братья состарятся и уйдут на пенсию, может, это вернет на ринг дух настоящего состязания и накал борьбы.
– Неплохая история, – похвалил Ланс, – немного грустная, но интересная. Названия ремесел в вашем каноне забавные. Промота – это человек, который деньги проматывает?
– В точку, – согласился я, – конечная цель именно такая: чужими руками из огня каштаны таскать и тугры прикарманивать.
– Теперь танцы! – провозгласил нараспев Ланс и взмахнул рукой.
Ближайшая стена отодвинулась, образовала круглую комнату, пол покрылся синими и белыми полосами. Водяники встали в ряд, выкинули пару забавных коленец и стали размахивать ногами, то приближаясь к краю разрисованного пола, то удаляясь от него. Танец сильно походил на кельтскую разножку.
Плясун из меня неважный, и я с неохотой встал в ряд и попытался копировать движения соседних танцоров. Получалось так себе, но я не сдавался и в какой-то момент все-таки попал в общий ритм. Как только это заметили водяники, они взвинтили темп. Я с трудом, но подтянулся, тогда они стали танцевать еще быстрее: туфли с пряжками так и замелькали, постепенно смазываясь в лихом переплясе. Я ускорил ощущение времени и продолжал оставаться в мерно движущемся строю.
Так продолжалось некоторое время, пока до меня не начало доходить послание, скрытое в нехитрых на первый взгляд движениях. Ряд танцоров изображал набегающую на берег волну. Неподвижные плечи и голова олицетворяли спокойствие и величавость водной глади, а бешено работающие ноги – скрытую жизнь морских обитателей и подводных течений. Потом мы как единый слаженный организм выбросили вверх руки и пошли на приступ земной тверди уже быстрее, приступили к «берегу» и обрушили принесенные массы воды на «преграду», опустив руки, откатились назад, и снова, и снова, и снова…
Казалось, танцу не будет конца, но я совершенно не устал, напротив, почувствовал прилив сил, мне захотелось просторов, невиданных доселе земель, ярких и прекрасных. И… почувствовал воду вокруг, в земле, в себе, в парнях рядом, в небесах. Она была повсюду, искрящаяся, освежающая, обжигающе желанная. Ощутил ее огромную силу, которая то дремлет, то взрывается ужасающей мощью, ее нежность и даже ранимость, ее неисчерпаемую выносливость и терпение, ее гнев и неуступчивость. И еще я понял, что я ее часть, часть ее народа, я – водяник, как Ланс и Кенни, как Нор и Сомон и еще тысячи и тысячи, почувствовал безграничное счастье. Я поднялся к грозовым тучам и сквозь землю дождем опустился к подземным озерам и рекам. Я стал таким огромным, что Уат показался мне малышом, забавным и незлым трудягой, который всасывал в себя темные пятна странной жидкости и размывал, переваривал их в чистейшую влагу. И в этот момент я готов уже был понять что-то очень важное, но голос Ланса вернул меня на полосатый пол паба, где я остался танцевать в одиночестве, а мой народ смотрел на меня во все глаза. Они не стали хлопать меня по спине и орать, как у них заведено. В них ощущались торжественность и благоговение.
– Туманные феи! Вот это был танец! – восхищенно сказал Ланс Озерный. – Лет сто так не плясали! Привет тебе, Василий Тримайло, а среди своего народа ты будешь зваться Васси Танцор!
Болтун раздал кружки с пивом, все восславили нового водяника, поздравили и предложили еще выпить по кружке. Я вежливо отказался, пора и честь знать, правда, если честно, уходить не хотелось. После всего, что сегодня случилось, эти веселые ребята были мне как родные.
– Знаю, среди людей у тебя дела, – грустно сказал Ланс, – но ты заглядывай к нам, не забывай. Возле любого ручья или речушки, озера или пруда просто позови – и мы откликнемся. А на прощание прими подарки, так положено. Болтун! Тащи людскую бумагу, она Танцору пригодится. Я думаю, никто возражать не будет, если я Васси водяному удару обучу.