Ничего неизменного
Шрифт:
— Розовый чай, господа, — улыбку Калиммы можно было добавлять к этому самому чаю, вместо меда, — кабинет лорда Хартвина защищен от подслушивания и подглядывания, но я сочла, что розовый чай не будет лишним. К тому же, он вкусный. А Гевальд был так любезен, что испек для нас шоколадное печенье.
— Чай полной конфиденциальности, — добавил Мартин специально для Занозы. — Нас три часа никто не услышит, даже если мы пойдем поговорить на Рейлинплац или в таверну. Правда, и мы ни с кем, кроме друг друга, за эти три часа поговорить не сможем. И написать ничего не сможем. Даже жестами не объяснимся.
— Что там… кроме роз? — да, это лицо стоило
— Алхимический экстракт хризолита, — припомнил Мартин. — И еще что-то… Гевальд, ты не помнишь?
Гевальд почтительно склонился к Занозе и что-то прошептал на ухо. Судя по тому, как упырь переглотнул — перечислил все составляющие. Чай из трех сортов роз, хризолита, крысиных мозгов и змеиного языка. А что? Звучит! Хотя, на красивой коробочке такой список ингредиентов выглядел бы, наверное, не очень.
На Занозу зелье, конечно, не подействовало бы. Мертвый он, хоть об этом и легко забыть. Но Гевальд добавил в состав какие-то свои чары, и они должны были сработать. Гевальд знал о мертвых все — без него на Тарвуде вообще никто бы не умирал. Такой был бы бардак, что даже думать не хочется. Не говоря уж о перенаселенности.
Калимма жаловалась, что, пусть во всем остальном Гевальд и слушался ее беспрекословно, он ни разу не согласился по ее просьбе оставить кому-то жизнь. Дети, взрослые, молодежь, старики — каждый должен умирать в свой срок, даже если это кажется неправильным или несправедливыми, или причиняет много горя. Калимма уговаривала его не отнимать жизнь хотя бы у детей. Хотя бы у тех, кто был единственным ребенком у пожилых родителей, или шел на поправку после тяжелой болезни, или по глупости, по нелепому стечению случайностей, оказывался на краю смерти. Гевальд был неумолим.
И пек очень вкусное печенье. Вряд ли оно утешало Калимму, но Гевальд, пожалуй, надеялся, что утешает.
Это то, о чем Занозе нужно было знать. Не о печенье, а о том, что Гевальд — это смерть, Калимма — Луна, погода и смена сезонов, а Мартин... непонятно что. Он охранял Тарвуд от демонов, вроде бы, это было его обязанностью, тем, что он обещал делать. Да только за двадцать с лишним лет демон сюда явился один-единственный, и тот неполноценный. Суккуба-полукровка. Дрянь какая-то, с которой даже связываться как-то неловко. И, тем не менее, четверо сильнейших магов Тарвуда боялись Мартина не меньше, чем Гевальда и Калимму. Опасались чар — любых — не понимая, что это такое, и не зная границ возможностей чародеев.
Этих магов уже нет — и погубили их отнюдь не чары. Хотелось бы знать, успели ли они передать страх перед чарами своим ученикам? От этого зависели планы относительно судьбы Блошиного Тупика.
Заноза рассчитывал узнать все, что нужно, раньше, чем дело дойдет до столкновений непосредственно с магами и бандитами Тупика. У него были свои источники информации, и вроде бы пока они не подводили.
В разговоре Мартин не участвовал. За умного сходил. Назло упырю.
Нет, он не думал, что Заноза и правда может на его фоне выглядеть серьезным и вызывающим доверие. Более серьезным и вызывающим больше доверия, чем обычно. Больше было просто некуда. Если уж Заноза хотел произвести на кого-то впечатление, так он и производил, с фоном или без фона. Просто Мартину сказать было нечего. Зато он с удовольствием смотрел и слушал, как Заноза управляется с четырьмя очень разными собеседниками. Двоим из
Полковник легко поверил в шпионов в замке, куда сложнее ему было поверить в то, что это не агенты Порта, а всего лишь обитатели Блошиного Тупика. Министр и в агентов Порта не поверил бы, а в Блошиный Тупик, тем более. Да и сам Мартин еще недавно даже не вспоминал про этот несчастный квартал, населенный потерявшими надежду людьми и такими же жалкими бандитами. Но верили Мейцарк и Каллахам в опасность Блошиного Тупика или нет, не прислушиваться к Занозе они не могли. Дело было даже не в его обаянии, а в авторитете Калиммы. Раз она сочла встречу необходимой, и решила, что нужно соблюдать осторожность, значит, для этого есть поводы.
Но Блошиный Тупик? Не Порт, не угроза извне, не опасность катаклизмов из-за того, что Тарвуд проходит слишком близко к какому-нибудь неприятному миру, а две сотни убогих домиков, населенных беднотой, крысами и ворьем? Почему это потребовало внимания самой княгини? Какое отношение к этому имеют командир Гарнизона и министр финансов? Почему на встречу не пригласили командира Стражи и министра здравоохранения?
Заноза как будто знал, что услышит именно эти вопросы. Хотя, может, и знал, с него станется. Он же сам говорил, что всегда старается собрать как можно больше сведений о тех, с кем предстоят серьезные переговоры.
— Прежде, чем я отвечу вам, господа, хотелось бы, чтоб вы кое-что увидели. Ее Темность согласилась использовать зелье Общего Взгляда, — он улыбнулся Калимме, а та в ответ слегка кивнула и продолжила уже сама:
— И приглашаю вас разделить его со мной. Мартин, ты участвуешь?
Ну, еще бы! Он сам рассказал Занозе про это зелье, он сам его добыл — через Калимму же, между прочим — и чтоб он теперь отказался им воспользоваться? Все будут на что-то смотреть, а он сидеть, как трезвый дурак, в укуренной тусовке?
Зелье Общего Взгляда было одним из самых сложных в приготовлении, зато действовало проще большинства остальных. Все, кто вдыхал его запах, при условии, что зелье было взято из одной посуды, видели, слышали, обоняли — в общем, всеми органами чувств воспринимали происходящее с кем-нибудь, кто зелье из той же посуды выпил. Стоило оно на вес золота. И хорошо. А то слишком много появилось бы соблазнов у любителей подглядывать и подслушивать. Его ведь даже человеку спаивать не обязательно, можно птицам или зверям.
В результате, роль трезвого дурака досталась Занозе. Если розовый чай Гевальд заваривал сам, со своими чарами, то в зелье никаких дополнительных чар не было, и на Занозу оно не подействовало бы. Ну, а Мартин, вдохнув резкий травяной аромат… мгновенно оказался в облаке тяжелой, липкой вони. Он даже дышать перестал. И посочувствовал Калимме и министру, непривычным к таким запахам в такой концентрации. Себя, правда, тоже пожалел — не дышать дольше пары минут не получилось бы.
Вокруг были трущобы Блошиного Тупика. Под ногами — вязкая грязь, на расстоянии вытянутых рук — серые, в потеках воды, стены. Над головой — сходящиеся крыши. Лето перевалило через середину, июль выдался жарким — вдоволь дождей проливалось только над Боголюбовкой, — но здесь, похоже, никогда не бывало сухо.