Ничейная земля
Шрифт:
– Ну что, парень, – папа закурил папиросы, и кухня сразу наполнилась характерным и едким запахом махорки, которую глава их семейства собственноручно выращивал на огороде. – Какие планы? Куда теперь собираешься, после службы?
Сергей вздохнул.
– Не знаю даже, дядь Леш. – его голос после двух полных рюмок водки изменился, словно язык во рту вдруг разбух. – Вообще это, я же в армейке шоферил. На грузовике, ага. Так что, как бы, могу хоть сейчас на любой завод. За баранку.
– Дело хорошее, – согласился папа. – У меня, вон, прав так до сих пор
Катя впервые открыла рот:
– По нашим улицам только на машине и ездить.
– И то верно! – расхохотался папа. – Особенно весной! Увязнешь – до середины лета там и останешься.
Валя щелкнула пальцами.
– Поляков же не в курсе. У нас в октябре, кажется, соседка «скорую» вызвала. Ну, тетя Галя Авдеева. А дождь как раз две недели тогда шел. И что ты думаешь? Наши эту «скорую» потом всем кварталом выталкивали. Отец, Зиновьевы, Пархомовы – да вообще вся округа. Десять мужиков стоят по колено в грязи, орут, матерятся… Еле вытолкали!
Катя улыбнулась, вспомнив тот вечер. Мама до ночи кипятила кастрюли, чтобы сначала отмыть папу, а потом отстирать его вещи. Сергей попытался что-то ответить, но его подвел забитый рот – дембель с нестихающим аппетитом доедал уже вторую тарелку. Он лишь покивал.
Катя заметила, как Валя как бы невзначай задела локтем руку Сергея. Встретившись с ним взглядом, старшая сестра стрельнула глазами, явно на что-то намекая. Сергей дожевал и, неуверенно покашляв, обратился к папе:
– Дядь Леш, я это, спросить хотел… В пятницу у нас в ДК на Заводской дискотека будет. Можно мне Валю туда сводить?
– Дискотека, – проворчал папа. – Назвали тоже. Дискотека…! А слово «танцы» чем им не угодило? Недостаточно русское, что ли?
Катя почувствовала, что краснеет. И только в эту секунду поняла, какой же она была дурой. Кажется, Катя – последнее существо на Земле, которое все никак не могло взять в толк, что Валя и Сергей не просто друзья. Вот почему она украдкой, именно украдкой, перечитывала письма из армии, в которой и не было-то ничего эдакого… Вот почему Сергей так закружил сестру при встрече, а позже, наконец отпустив, лишь чуть приобнял Катю за плечи…
Какая же она дура.
Ну почему она такая дура?
Почувствовав, как к горлу подступает комок, Катя поняла: главное сейчас – чтобы никто ничего не заметил. Поэтому она снова уткнулась в тарелку, хотя аппетит как ветром сдуло.
11
– Стой, придурок!
Боб припустил только сильнее. Оглядываясь на бегу, он лавировал между лужами. Поворачивая за угол, Боб не рассчитал силу скольжения и плюхнулся на бок в грязь. Поляков заорал, настигая его:
– Замри, твою мать!
Изгадив в грязи все руки, Боб вскочил. И испарился за поворотом. Поляков, матерясь сквозь зубы, сбавил скорость, чтобы не плюхнуться на том же повороте. За углом была очередная кривая улочка, утопающая в лужах и грязи. Улочка змеей скользила вниз, в самое сердце Ямы. Боб несся, размахивая руками для балансировки и оглядываясь и все больше отрываясь от Полякова.
– Да
Впереди улочку пересекала относительно широкая – на ней даже могли бы разъехаться два автомобиля – Бабеля, одна из немногих улиц в Яме, имевших название. Молясь, чтобы придурок из главка сделал свое дело, Поляков бежал вперед.
– Боб!
Грязь противно чавкала под ногами, разлетаясь во все стороны и заполняя кроссовки Полякова мерзкой жижей. Из калитки серого домишки вышла толстая женщина в платке и, ахнув «Госпадя!» при виде бегущего грязного Боба и преследовавшего его Полякова, шарахнулась назад.
Коллеги из УВД сделали свое дело. Когда Боб подбегал к перекрестку, из-за угла вынырнул автомобиль. Взвизгнули тормоза, и грязь из-под колес полетела во все стороны. Боб попытался остановиться, но не смог – жижа под ногами пронесла его, как заправского серфингиста, прямо к автомобилю. Боб плюхнулся на капот и перекатился через него.
– Чего сел, бери его! – заорал Поляков, на бегу отклоняясь в сторону.
Халилов выскочил из-за руля. Но ничего сделать он не успел. Боб вскочил по другую сторону автомобиля и как ни в чем не бывало пустился бежать дальше.
Но момент был упущен. Поляков на полном ходу миновал автомобиль и пустился следом. Обернувшись, Боб увидел лицо преследователя совсем рядом – Поляков заметил, как в страхе исказилась его физиономия.
– Че вам надо?!
Поняв, что его догоняют, Боб сдался. А ведь мог попытаться – уже через два квартала уходящей вниз, словно в преисподнюю, улочки начинались такие дебри, куда не сунется ни один здравомыслящий водитель. Но Боб расставил руки, показывая, что сдается. На бегу Поляков налетел на него и дернул за шиворот. Боб плюхнулся в мокрую траву, пропитанную мерзкой коричневой кашей.
– Так-то лучше, – тяжело дыша, выплюнул Поляков. Легкие горели огнем. – Сайгак, твою мать…
А потом он увидел местных. Двое мужиков выбрались из ворот домишки. Грязные штаны и свитера. Суровые лица тех, кто привык выживать. У одного в руке деревянная рукоятка топора, у второго полено.
– Что за дела? – прорычал мужик с топорищем. Поляков дернул Боба за шиворот, поднимая с земли. Боб с надеждой уставился на мужиков. Первый, с топорищем, шагнул вперед. Его вид не сулил Полякову ничего хорошего. – Мы его знаем. А тебя нет. Отпусти его.
Сзади подбежал Халилов и непонимающе уставился на незнакомцев.
– Мужики, помогите, он… – начал Боб и тут же получил удар в живот от Полякова. Мужик с топорищем угрожающе напряг руку. Боковым зрением Поляков заметил, как Халилов потянулся к поясу с закрепленной на ней кобурой, и махнул рукой. Доставать оружие было бы большой ошибкой.
– Полиция, – сказал Поляков, глядя мужику в глаза. – Мы из полиции.
– А мне срать, откуда вы. Отпусти пацана.
Из одного из дворов вышли еще двое. Пока они просто уставились на перепалку посреди улочки. Но если понадобится – вмешаются. Только взаимовыручка местных помогала им выживать здесь все эти годы.