Ничто не вечно
Шрифт:
Когда Хони впервые увидела его во время обхода и заглянула в его медицинскую карту, она сказала:
— Значит, вы у нас по поводу заболевания желчного пузыря.
— Да, кажется, мне собираются вырезать какой-то пузырь.
Хони улыбнулась.
— Я и говорю об этом.
Шон устремил на нее взгляд своих черных глаз.
— Пусть вырезают все, что угодно, кроме сердца. Оно принадлежит вам. Хони рассмеялась.
— Самоуверенность вас далеко заведет.
— Надеюсь,
Когда выдавалась свободная минутка, Хони забегала поболтать к Шону. Он был обаятельным и интересным человеком.
— Ради того, чтобы вы находились рядом со мной, стоит перенести и операцию, дорогая.
— Вы ведь не боитесь операции, не так ли?
— Нет, если оперировать будете вы, милая.
— Я не хирург, а терапевт.
— А терапевтам разрешается ужинать со своими пациентами?
— Нет. Насчет этого существует строгое правило.
— А терапевты когда-нибудь нарушают правила?
— Никогда. — Хони улыбнулась.
— По-моему, вы просто прекрасны. Никто до этого не говорил Хони таких слов. Она покраснела.
— Спасибо.
— Вы словно утренняя роса в полях Килларни.
— А вы когда-нибудь были в Ирландии? — спросила Хони.
Шон рассмеялся.
— Нет. Но обещаю вам, что в один прекрасный день мы поедем туда вместе. Вот увидите.
По мнению Хони, это было обычное ирландское бахвальство, и все же…
После обеда она зашла навестить Шона и спросила.
— Как вы себя чувствуете?
— Лучше, при виде вас. Вы думали над моим предложением поужинать вместе?
— Нет, — солгала Хони.
— И все же я надеюсь, что после выписки смогу вытащить вас на ужин. Вы ведь не обручены, не замужем, никаких таких глупостей?
Хони улыбнулась.
— Никаких таких глупостей.
— Отлично. И у меня тоже. Да и кому я нужен? «Очень многим женщинам», — подумала она.
— Если вам нравится домашняя пища, то я прекрасно готовлю.
— Посмотрим.
Когда на следующее утро Хони зашла в палату к Шону, он сказал:
— У меня есть для вас маленький подарок. — Он протянул ей лист бумаги с ее приукрашенным, идеализированным портретом.
— Мне очень нравится! Вы чудесный художник! — И внезапно она вспомнила слова гадалки: «Вы влюбитесь. Он художник». Хони внимательно посмотрела на ирландца.
— Что-то не так?
— Нет, — медленно произнесла она. — Нет.
Через пять минут Хони зашла в палату Франциски Гордон.
— Меня посетила Дева!
— Помните, вы говорили, что я влюблюсь…, в художника?
— Да.
— Так вот, похоже…, я встретила его, Франциска Гордон улыбнулась.
— Вот
— А вы можете…, можете немного рассказать мне о нем? О нас?
— Вон в том ящике лежат карты. Дайте мне их, пожалуйста.
Протягивая гадалке карты, Хони подумала: «Смех, да и только! Я же в это не верю!»
Франциска Гордон разложила карты, она кивала и улыбалась, потом вдруг замерла и побледнела.
— О Боже мой! — Она подняла взгляд на Хони.
— Что…, что там? — спросила Хони.
— Этот художник. Вы говорите, что уже познакомились с ним?
— Похоже, что так. Да.
Голос Франциски Гордон наполнился печалью.
— Бедный мужчина. — Она снова подняла взгляд на Хони. — Мне жаль…, очень жаль.
Операция Шону Рейли была назначена на следующее утро.
В восемь пятнадцать утра доктор Уильям Рэднор уже был в операционной, готовясь начать операцию.
В восемь двадцать пять фургон с грузом недельного запаса крови остановился возле запасного выхода больницы «Эмбаркадеро». Водитель вытащил из машины мешочки с кровью и понес их в банк крови, расположенный в подвале. В это утро там дежурил ординатор Эрик Фостер. Он пил кофе с печеньем в обществе хорошенькой, молоденькой медсестры по имени Андреа.
— Куда положить кровь? — спросил водитель.
— Да положите вон туда. — Фостер махнул рукой в сторону угла.
— Хорошо. — Водитель сложил мешочки в угол и протянул Фостеру бланк.
— Мне нужна ваша подпись.
— Ладно. — Эрик поставил свою подпись на бланке. — Спасибо.
— Не стоит благодарности. — Водитель ушел. Фостер повернулся к Андреа.
— Так на чем мы остановились?
— Вы говорили мне, как я восхитительна.
— Совершенно верно. Если вы не замужем, то я с удовольствием поухаживал бы за вами. Вы с кем-нибудь встречаетесь?
— Нет. У меня муж — боксер.
— Ох. А у вас нет сестры?
— Между прочим, есть.
— Она такая же хорошенькая?
— Еще лучше.
— А как ее зовут?
— Мэрилин.
— Может быть, как-нибудь встретимся все вместе? Пока они болтали, заработал факс, но Фостер проигнорировал это.
В восемь сорок пять доктор Рэднор начал оперировать Шона Рейли. Начало операции прошло гладко, операционная функционировала, как хорошо смазанная машина, управляемая способными людьми, выполнявшими свою привычную работу.