Ничья

Мелроуз Алекс

Последнее слово отдается пощечиной, и Елена отшатывается, резко оттолкнув от себя руки матери. Сердце бешено стучит в груди, словно желая вырваться наружу, воздуха катастрофически не хватает, и она пытается взять себя в руки, со злостью понимая, что все тщетно.

— Я не твоя дочь, — практически шипит она, шипя сквозь зубы, — если ты меня родила, это не значит, что ты можешь называться моей матерью. Ты ничего не сделала для меня, кроме того, что породила меня на свет, на свет, который отвернулся от меня вместе с тобой! — ее голос подскакивает, и Кэролайн вздрагивает, как от удара, и поджимает губы.

— Я понимаю…

— Нет, ты ничего не понимаешь.

Ни черта! Все эти годы я пыталась понять, чем заслужила такое обращение, такую судьбу и такую ненависть от всего мира. Я глупо верила, что, может, ты захочешь встретиться со мной, хоть как-нибудь объявишься, хотя бы раз. Но тебя не было. Ни через пять лет, ни через десять. Тебе просто была не нужна обуза в моем лице, я была тебе не нужна.

— Елена, пожалуйста…

— Лучше молчи. Дай мне сказать все, что я держала в себе все это время, пока я, как последняя дура, надеялась, что женщине, которая когда-то подарила мне жизнь, не плевать на меня. А потом я узнала, кем ты была, какую вела жизнь, и не удивилась тому, как ты поступила. Зачем я была тебе нужна? Маленький комок постоянного беспокойства и нервов, за которым нужно ухаживать, на которого надо тратить деньги, время и нервы. Зачем тебе это было? Тебе ведь нужен был только алкоголь, секс и наркотики, но никак не ребенок.

— Мне жаль, — Кэролайн делает шаг вперед и сжимает ее руку, вцепившись в нее мертвой хваткой, — ты меня сейчас ненавидишь, я понимаю, я заслужила это. Было бы странно, если бы ты была рада меня видеть, потому что я правда ужасно с тобой поступила. Но тогда я думала, что так будет правильнее — с моим образом жизни ты бы долго не прожила, у меня не хватало денег, чтобы прокормить тебя, мне на себя не хватает. Да, я поступила ужасно, я бросила тебя и полностью заслуживаю такое обращение, но просто подумай, посмотри на себя — ты выросла, ты хорошо одета, ты ухоженная, невероятно красивая и живая. У тебя есть жизнь, может, даже хорошая жизнь, а со мной у тебя бы не было ничего, возможно, тебя бы вообще уже не было.

— Но я тогда хотя бы знала, что моей матери не плевать, — сипит она, сглотнув.

— Мне не плевать, мне было очень больно тебя отдавать, Елена. Я с детства мечтала о дочери, но иногда приходится делать выбор и отступать от того, чего хочется. Я боялась, что с тобой что-нибудь случится, если я оставлю тебя себе. Так был шанс, что кто-нибудь заберет тебя и поможет встать на ноги, а я на это просто не способна. У меня ничего нет, я кочую по городу, ем когда удается что-то украсть, потому что денег нет, я почти ничего не умею, меня даже на работу не возьмут, и мне страшно, — слезы стекают по ее щекам, и она шумно сглатывает, дрожа всем телом, — мне дико сейчас страшно, потому что я забеременела во второй раз, а у меня даже не было возможности сделать аборт. И я понимаю, что он вот-вот родится, а мне не хватает еды даже для себя. Я не знаю, что мне с ним делать и как быть, потому что я одна и помощи ждать неоткуда…

— Его? — спрашивает Елена, нахмурившись. — У тебя будет мальчик?

— Я… я не уверена… — Кэролайн облизывает губы и кладет руки на свой живот, неожиданно нежно проведя по нему кончиками пальцев, — но я помню, как было с тобой, а сейчас все иначе. Я думаю, что там мальчик, по крайней мере в голове сидит именно эта мысль.

— И сколько осталось времени?

— Я не знаю, уже скоро, — она стискивает челюсти и садится на кровать, опустив голову. — Когда я рожала тебя, я была с другими девушками, мне помогали, я не была одна и меня поддерживали, говорили, что делать и как себя вести.

А сейчас я совсем одна, и мне очень страшно, потому что я боюсь, что могу… могу умереть… А я так хочу жить, — снова слезы выступают на ее глазах, и женщина обхватывает себя руками, пытаясь согреться, — я так люблю жизнь, какой бы дерьмовой она ни была. Но я сомневаюсь, что у меня получится бороться…

— Ты будешь здесь? — вдруг решительно спрашивает Елена, распрямившись, и Кэролайн непонимающе смотрит на нее, часто моргая. — Здесь есть поблизости магазин? Я куплю тебе еду, воды и… не знаю, что-нибудь еще на первое время. А ребенок… Я могу тебе помочь, — она пугается своих слов, но уже не может остановиться.

— Как?

— Я… я договорюсь с одним человеком, и тебя определят в больницу. Ты там родишь, и ребенка сразу же определят в какую-нибудь семью, чтобы он… чтобы он не повторил мою историю, — уже тише заканчивает она и облизывает губы.

— Но… но зачем это тебе? Зачем ты помогаешь мне?

— Я помогаю не тебе, а ребенку, который не виноват, что ему досталась такая семья. Когда-то в моей жизни нашелся человек, который вытащил меня из дерьма и дал ему шанс начать новую жизнь. Я собираюсь поступить так же с этим ребенком.

— Господи… — она тянется, чтобы коснуться губами ее руки, но та отшатывается, с презрением посмотрев на нее.

— Не трогай меня. Я делаю это не ради тебя. Сиди здесь, а я попробую найти, что тебе поесть.

Не дожидаясь ее ответа, Елена выскакивает на улицу и торопливо идет по улице, надев на голову капюшон, чтобы не сильно выделяться. Найдя через какое-то время старый маленький магазин, она покупает булку с маком, пакет сока и, оплатив все, возвращается обратно. Кэролайн накидывается на еду с такой жадностью, что Елена пугается, как бы ей не стало плохо, но та лишь блаженно стонет, прижавшись к стене, и теснее прижимает к груди продукты.

Не в силах смотреть на это, девушка выходит в коридор и, достав мобильный, набирает номер Деймона, пытаясь придумать, как помягче объяснить ему ситуацию. Однако, услышав его голос, она понимает, что проще всего будет импровизировать.

— Ради Дьявола, скажи, что мне не нужно срываться и спасать твою задницу из передряги.

— Мне нужна твоя помощь, — перебивает она его и с трудом сдерживается от смешка, буквально видя выражение его лица. — Дело в том, что я нашла свою мать, и…

— И?

— И она беременна.

— Еб в рот! — чертыхается он, сморщившись. — Она что, инкубатор? Млять, сколько ей лет, что она про презервативы ничего не слышала?!

— Не в этом дело. Я хочу помочь ее ребенку.

— С хера ли… стой, — Деймон осекается и пару секунд молчит, — глупость я сказал, самую настоящую глупость. Конечно, ты хочешь помочь ребенку, чтобы он не повторил твою судьбу. Черт, — он улыбается и качает головой, — никогда бы не подумал, что ты… такая.

— Какая?

— Добрая.

— Я не добрая.

— Ты именно добрая, Елена. У тебя добрая душа и очень чуткое сердце. Я так привык ссориться с тобой и беситься из-за твоего поведения, что ни разу не замечал этого. Это… это очень правильный поступок, Энзо бы гордился тобой.

— Я надеюсь… — его имя отдается болью в груди, и она крепче стискивает челюсти, водя носком ботинком по горке пыли на полу.

— Но что требуется от меня? Надеюсь, ты не собираешься просить меня забрать ребенка домой, потому что можешь даже не пытаться — категорическое нет, которое никак не рассматривается. Мне тебя хватает по горло, я не самоубийца, чтобы брать еще одного спиногрыза.