Никакой магии
Шрифт:
– У нас четкий приказ, – вздохнув, лейтенант покосился влево-вниз, на костры у ворот. – Мы должно либо убедиться, что зарядов нет, либо найти и обезвредить их. А для этого надо спуститься.
Только ступив на лестницу, я осознала, насколько велико здание цеха. На бумагах Чемачека его изображал синий прямоугольник, расчерченный какими-то непонятными фигурами – а на крыше темнота скрадывала размеры и расстояние до земли, давая лишь смутное ощущение чего-то большого. Под крышей же меня встретило мрачно-торжественное царство тьмы и огня. Багровые сполохи от сталеплавильной печи то и дело разрывали темноту – но чернота между
Спускаясь, я с каждой ступенькой все больше чувствовала себя ребенком, нет, мелкой мошкой, случайно залетевшей в детскую комнату юного гнома. Его ручные пауки заплели стены и пространство под потолком сетью стальных балок, с которых обрывками прежних жертв болтались тросы и цепи. Внизу же хозяин комнаты выстроил целый поселок, с несуразными, кривовато-торчащими домами загадочных механизмов и самой настоящей железной дорогой на главной улице. Днем тут наверняка все кипело и гремело в бешеном рабочем ритме, но сейчас железные монстры застыли в тишине. Лишь от печи время от времени слышался очередной гулкий «вздох».
Впрочем, темнота играла на нашей стороне – я со своими эльфийскими глазами, зная, что и где высматривать, и то с трудом различала егерей, быстро и бесшумно перетекающих из одной тени в другую. Лейтенант Хауст и в самом деле имел повод гордит…
Солнце…
Это была первая мысль – нелогичная, невозможная, но ведь ничто, кроме солнца, не могло бы сотворить такой свет, убийственно-яркий даже сквозь вскинутую ладонь и зажмуренные веки. Он имел собственный запах – резкий, химический, кисловатый. Свет ослеплял, а навалившийся следом грохот оглушал, заставляя забыть про глаза, зажать ладонями уши, упасть и кататься по мокрому песку, подвывая от боли. А потоки света продолжали хлестать со всех сторон, весь мир стал одним безжалостным белым пятном, не переставая гремевшим…
…пока я не провалилась в спасительную темноту, где не было уже ничего.
…кроме запахов. Очень странный букет, сочетание несочетаемого: влажный песок, окалина, горелое дерево, пороховой дым, рыба, корица, жевательный табак, вакса – и незнакомый мне, но сильный и красивый «цитрусовый» аромат с нотами вербены и лимона.
– Интересная вещица, – произнес кто-то прямо над моей головой. По-аранийски произнес, но с каким-то странным акцентом. Чуть растянутые гласные, «щ» разбита на несколько звуков… полуэльф?! – Не доводилось прежде встречать, а, Хомяк?
– Не-а. – У этого акцент если и был, то полностью растворялся в табачном сипе. – А чо за деревяшка? Пистоль эльфий?
Рядом стоял еще кто-то третий, размеренно и тяжело дышавший. Приоткрыв глаза, я увидела много радужных пятен. Очень медленно и нехотя они отступили прочь, и я разглядела перед своим носом носки сапог сорок седьмого размера. Судя по вони, на них ушло не меньше жестянки ваксы. А еще – в них совсем недавно ходили по луже крови.
– И вовсе не пистоль, – с легким презрением поправил Хомяка полукровка. – А карманный самострел. Заметь, никакой презренной стали, только исконно эльфийские материалы: дуб, витая лоза вместо пружин и полые шипы «оруанского кактуса». Синие, надо полагать, усыпляющие или просто парализующие, а красные…
– Ты че! Ты че в меня тычешь этой дрянью?! – Хомяк залязгал ботинками по настилу и чем-то щелкнул. – А ну, спрячь деревяшку!
– Дурак! – с еще
– Ты эта… шутки у тебя…
– Я не шучу.
В следующий миг кто-то взялся за ворот моего плаща и, словно нашкодившего котенка, поднял в воздух. Теперь я смогла увидеть собеседников: человека с круглым лицом и отвислыми, в крупных оспинах щеками – и полуэльфа. В черно-белом фрачном костюме, с аккуратными усиками, блестевшей от бриолина прической, он выглядел так, словно его мгновение назад выдернули с великосветского раута.
– А ниче так мордашка, – обладатель сиплого голоса цепко ухватил меня за подбородок. – Слышь, Кэл, а давай… а-а-а!
Откусить палец напрочь не удалось, но вгрызлась я качественно – рот почти сразу же заполнился теплой солоноватой жидкостью. С плевком получилось хуже – я метила в глаз, но сказалось отсутствие практики. Подвывая, Хомяк замахнулся правой, явно собираясь вышибить из меня наглость вместе с мозгами рукояткой револьвера – и взвыл еще громче, когда полуэльф перехватил его кулак на полпути. Прием, отточенный во всех смыслах – от исполнения до вонзившихся в нервный узел ногтей, – заставил человека выронить оружие и упасть на колени.
– Да ты че?! Эта сука меня…
– Еще раз коснешься ее пальцем, я его сам отрежу, – скучающе-равнодушным тоном пообещал Кэл. – А потом скормлю тебе же. Если очень хорошо попросишь, разрешу сначала поджарить. Уяснил, че?
Гневный запал Хомяка давно пропал, сменившись откровенным испугом. Наверняка даже полуэльф мог чувствовать запах его страха – и наслаждался им, продолжая выкручивать запястье подельника.
– Да понял я, понял… отпусти, больно…
Кэл помедлил еще пару секунд, усиливая нажим – и наконец с видимой неохотой выпустил добычу из рук. Хомяк шумно выдохнул и выставил руки перед собой, явно пытаясь понять, какая из конечностей пострадала больше.
– Между прочим, – полуэльф достал из кармана белоснежно-чистый платок и начал протирать «оскверненную» руку, – отсечение пальца в твоем случае можно счесть дружеской услугой. Когда он распухнет и почернеет, резать придется уже по локоть. И то – с неоднозначным результатом.
– Эта чего? – Хомяк с ужасом уставился на пострадавший палец. Тот уже успел изрядно вырасти в размерах, а кровавые потеки в полутьме для человеческого взгляда должны были выглядеть почти черными. – Правда, штоле, что у них зубы ядовитые? А, Кэл?!
Я с трудом удержалась от ядовитого замечания, что подобное невозможно с точки зрения элементарной биологии.
– Болван! – сквозь зубы выдохнул полуэльф и кинул платок на землю перед Хомяком. – На, перевяжись.
– Кэл, посмотри! Это просто чудо!
На окрик повернулись все, включая меня – потому что ушам я не поверила. В самом деле, откуда бы на поле боя мог взяться ребенок? И ладно бы мальчишка, эти постоянно норовят пролезть во всякие неподходящие места, но…
…девочка. В короткой плиссированной юбчонке, модном жилете с кожаными вставками и белой кружевной рубашке. На измазанном сажей личике сияла радостная улыбка, голубые глаза – из тех, что принято именовать наивно-чистыми – широко распахнуты. Люди, наверное, могли бы назвать ее красивой – если отмыть пятна сажи… отобрать длинный кривой орочий кинжал с темными потеками на клинке… и голову.