Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы
Шрифт:
Пока все обошлось. Схему перепаяли. Заменили главный программный токораспределитель. Люки закрывали уже глубокой ночью. На своем заседании, происходившем тут же под ракетой, государственная комиссия отложила пуск до следующего дня. Люди измотаны. Решили дать им отдохнуть, выспаться. С утра 24 октября начали с проверок, проведение которых допускается только на незаправленной ракете. Сейчас мерами безопасности пришлось пренебречь. Только отстыковали разъемы у пиропатронов, взрывавших мембраны, открывавшие путь компонентам в двигатель. Встретившись в камере сгорания, компоненты вспыхивают без посторонней помощи.
Снова обошлось.
Времени оставалось в обрез. По сложившимся за десятилетие испытаний традициям и действующим инструкциям проверки полагается производить строго последовательно, одна за другой, и с разрешения «дирижера» — начальника стартовой команды. Только убедившись, что все соответствует пункту инструкции, он может разрешить сделать следующий шаг. Инструкция — все равно что партитура концерта, лежащая перед дирижером. В ней отмечено, что можно сделать и что делать категорически воспрещается. Любая взятая фальшивая нота означает катастрофу. Каждый исполнитель внимательно следит за ведущим, без его разрешения не делается ни шагу. Тот же, как и дирижер, помахивающий палочкой, казалось, занимается ерундой: нудно читает пункт за пунктом: «Переключатель четыре поставить в положение шесть, — и после доклада, исключающего ошибку: — Переключатель четыре установлен в положение шесть, — двигается дальше: — Открыть вентиль двадцать два». И так пункт за пунктом, с раздражающей непосвященного нудностью.
А попробуйте обойтись без дирижера… Или на ходу переписать партитуру…
Но именно с таким предложением спешил к главному конструктору ведущий инженер. Время подстегивало. Поэтому, считал он, следует разрешить проводить проверки на различных системах одновременно, параллельно, а не последовательно, как указано в талмуде у начальника стартовой команды. Государственная комиссия дала «добро». Партитуру переписали на ходу, вернее выдрали из нее страницы и перемешали их. Дальше дирижировать приходилось по наитию. Люди облепили ракету, как муравьи. Под ними внизу на стульях сидели ожидавшие доклада о готовности к пуску члены государственной комиссии и их свита. Других дел у них пока не было.
Видимо, столь грубое нарушение правил не оставило равнодушным начальника полигона, но применить власть в отношении маршала он так и не решился. Не исключено, что Герчик предложил Неделину перейти в безопасное место, но, что ему ответил председатель комиссии, мы не знаем. Один из офицеров полигона впоследствии рассказывал, как Герчик совсем не по-генеральски попросил его: «Может быть, хоть ты меня будешь слушаться? Бери своих офицеров и немедленно эвакуируйся с площадки. Вам здесь больше делать нечего». Приказ выполнили. Эти люди остались живы.
А время уходило… И чем меньше оставался запас времени, тем большая суета нарастала на старте. Каждая служба думала только о своем, о «дирижере» почти не вспоминали, оркестр распался. Несчастье стало неотвратимым, но об этом еще не подозревали.
Официальные документы свидетельствуют, что объявили часовую готовность. По ней на поверхности земли у старта не должно было оставаться никого, ни начальников, ни исполнителей. Но существует система задержек, как бы остнавливающих время, растягивающих
На ракете установлен уже упоминавшийся ранее программный токораспределитель. С момента нажатия кнопки «Старт» он в соответствии с заложенным в него заданием на полет последовательно выдает команды на включение тех или иных систем. В том числе и на включение двигателей, сначала первой ступени, а по истечении срока ее работы и отделения замыкаются новые контакты, начинает работать вторая ступень.
Пока программный токораспределитель не установится по окончании всех проверок в нуль, провода к пиропатронам, поджигающим двигатели, не присоединяют. Иначе катастрофа неминуема. За этим обязан следить «дирижер».
Первыми завладели пультом управления электрики и управленцы, они проверяли циклограмму полета, «погнали» токораспределитель вперед. Все оказалось исправным, все команды, от запуска двигателей первой ступени до завершающей на отделение головной части, проходили исправно. Здесь их, видимо, что-то отвлекло, или еще по какой причине, но они бросили программник в «хвосте», не вернули его в исходное положение. «Дирижеру» ничего не доложили. Тем временем двигателисты, тоже не спросив «дирижера», подключили свои разъемы к пиропатронам двигателя, задействовали ампульные электрические батареи, подающие электрический сигнал на их подрыв, и изготовились к запуску.
Затем вмешалась третья служба. У телеметристов возникли некие сомнения, мы теперь никогда не узнаем какие. Они потребовали дополнительной проверки, а для этого надо было запустить программу с нуля. Вот тут-то и обнаружилось, что программный токораспределитель не в том положении, в котором ему надлежит быть. Никто в неразберихе не вспомнил о двигателях, их обслуживает иная служба.
Один из немногих оставшихся в живых очевидцев рассказывал мне в те годы, как, направляясь в курилку, он услышал: «Так я гоню программный токораспределитель (на жаргоне просто — ПТР) в нуль?» — и неизвестно чей ответ: «Гони».
Этот момент решил все. Обреченные услышали где-то наверху хлопок пиропатронов и увидели ослепительную вспышку вырвавшегося из сопел двигателя второй ступени пламени. Большего узнать им не пришлось.
Огненная струя мгновенно прожгла баки первой ступени, вниз на головы ничего не успевших понять людей хлынули потоки горючего и окислителя, вместе более ста пятидесяти тонн. Там, где они соприкасались, вспыхивало пламя. Первая ступень развалилась на куски. Сверху, довершая разрушение, обрушилась вторая ступень.
Те, кто находились рядом с Неделиным, непосредственно под ракетой, погибли мгновенно. Те, кто держались в стороне, попытались спастись, рванулись к правому старту в укрытие. Оказалось, этот путь вел к мучительной смерти. К приезду высокого начальства пространство между двумя позициями заровняли гудроном. Он расплавился, люди застревали в нем, как мухи в липкой бумаге. Через несколько мгновений гудрон вспыхнул. От беглецов остались только очертания человеческих фигур на земле.
Те, кто работал на верхних этажах башни обслуживания, рухнули с многометровой высоты в бушующее пламя, но не достигли его. Они вспыхивали в воздухе, ведь температура костра превышала три тысячи градусов.