Никодимово озеро
Шрифт:
В спортивном костюме она всегда становилась естественнее, а может, привычней Сергею. Теперь он этого не нашел.
– Ты очень переменилась, Алена...
– Чем? — спросила она.
– Не знаю... Всем.
– Глупее стала?
– Нет... Но, когда ты зашла за мной в Сосновске, ты была другая. Там все казалось проще.
– А ты не меняешься? — спросила Алена.
Сергей шевельнул плечами.
– По-моему, нет.
– Очень плохо... — сказала Алена. — Я, Сережка, давно переменилась, только никто не замечал этого... — не то похвалилась, не то пожаловалась она.
Наступило
Алена спросила:
– Куда мы сейчас?
Сергей отодвинул от себя тарелки, хлеб, как бы освобождаясь от непрошеной вялости, что снизошла на него в молчании.
– Сначала к Федоровне. Потом по старым адресам. Это наши главные адреса, Алена. Других у нас нет.
* *
*
Жила Федоровна в том дальнем конце деревни, откуда через кедровник было рукой подать до усадьбы хромой Татьяны.
На стук щеколды лениво зарычал от курятника большой сонный пес. Но не тявкнул и даже головы не поднял.
Федоровна, выйдя на крыльцо, пристрожилась, однако:
– У, ты! Нечистый...
Пес приоткрыл один, в рыжей опалине глаз и задремал снова.
Федоровна выскочила во двор в том же платочке с выцветшим голубым горошком по белому полю, в той же просторной юбке до щиколоток, в каких наведывалась к тетке Валентине Макаровне.
Время было раннее, если судить с точки зрения горожан. Но в Никодимовке утро начиналось, как положено, с восходом. Зять и дочка Федоровны ушли на работу, внук подался рыбачить, и она рада была гостям. Всполошилась для порядка:
– Ай никак с Валюшкой издеялось что!..
– Тетя Валя в Южном, ничего с ней не случилось, — успокоила ее Алена. — Мы были на пожарище, зашли просто так.
Объяснение это выглядело малоубедительным, но Федоровну удовлетворило вполне. Она пригласила гостей в избу.
По двору безалаберно суетился большой выводок белых гребешкастых цыплят. Они безбоязненно мельтешили у самых лап дремлющего пса. И в этом его снисходительном благодушии сильного по отношению к слабым было что-то привлекательное.
Пропуская гостей вперед, Федоровна остановилась между крыльцом и собакой. Это диктовалось требованиями ритуала — отнюдь не осторожностью.
В доме Сергей, припомнив категорическое утверждение Федоровны, что бога нет, невольно посмотрел в угол. Однако на месте икон висел портрет самой хозяйки, какой она была лет двадцать-тридцать назад.
Федоровна усадила гостей за стол.
Разговор повела Алена: нашла где согласиться, а где и возразить Федоровне в суждениях о Лешке, о тетке Валентине Макаровне, о молодом поколении и старом, о жизни вообще... Когда обязательные темы иссякли, она тем же нейтральным голосом спросила:
– Бабушка, вы говорили тогда у тети Вали, что видели в усадьбе, ну... одноверца бабки Татьяны... Вчера вспоминали вас. А Сережа знал одного человека... Он тут на тысячу километров всех знает. Может, знакомый его? Какой он?
Федоровна даже глазом не моргнула, что поняла цель их прихода, не поинтересовалась, зачем вдруг понадобился им старовер.
– Да ить ране-то сказывали мне — я и не кумекала, что к чему. Мало ли говорят? А туточки иду с озера аккурат, прожулькала кой-что, с тазиком, значица. Глядь:
– В избу? Или в кухню Татьянину? — вмешался Сергей.
– Не скажу, однако... — растерялась Федоровна. — Что к крыльцу, а там я уж не видела...
– Да это неважно, — вступилась за нее Алена. — Тебе ж это все равно? — спросила она Сергея. — Похож?
– Тот, в Кирасировке, чернявый был... — засомневался Сергей.
Алена ловко перевела разговор на дочь и зятя Федоровны.
Прощаясь, несколько раз извинились. Федоровна успокоила:
– Ничо, ничо. Валюшка возвернется — передайте мне...
За воротами Алена выжидающе посмотрела на Сергея. Но ему нечего было сказать.
* *
*
Экономя время, за веслами к Антошке не пошли.
Вдвоем вытащили кирасировскую лодку на траву, перевернули, чтобы не вычерпывать воду, и скоро оттолкнулись от берега.
Алену Сергей усадил на середину, сам расположился грести в корме. Сначала Алена уселась лицом к нему, потом развернулась на скамейке и стала глядеть вперед.
После вчерашнего разговора с Геной Сергей предпочел бы отправиться на заимку один, тем более что Алену могли ждать в Южном. Она без лишних объяснений воспротивилась.
Оба спешили теперь. И тем неожиданней для Сергея прозвучало ее требование остановить лодку, когда позади остался тростник. Объяснила:
— Я нарву кувшинок...
Сергей развернул лодку бортом к берегу. С вертлявой дощечкой, что заменяла весло, он освоился накануне, и лодка слушалась его.
Засучив рукава, Алена деловито вырвала из глубины со стеблями несколько белых кувшинок, две или три кубышки. Только после этого глянула на Сергея.
– Все. — И, разложив цветы на коленях, опять отвернулась.
Вчера было хорошо летать с Антошкой от берета к берегу, прочерчивая пузырчатый след за кормой. Но в окружении леса, камышей, под неярким утренним небом все же лучше идти на веслах... Когда не оглушает переменчивое тарахтение мотора, не бьет в лицо ветер, а время от времени легонько позванивает капель под веслом и лодка скользит почти незримо...Весь путь до Кирасировки Алена молчала, склонясь над кувшинками. За это время нетрудно было сплести венок. Но когда, проскочив осоку, Сергей подошел бортом к чьей-то вместительной четырехвесельной лодке ; спрыгнул на землю, оказалось, что цветы лежат рядом на Алениных коленях, белые и желтые вперемешку, — она не притрагивалась к ним. Сгребла в руку, выходя на берег. Помрачнела в ответ на подозрительную ухмылку Сергея.