Никто и звать никак
Шрифт:
— Мор-трава — это яд?
— Нет, но от нее спать сильно хочется. Посмотрели карту, дорога здесь хожена-перехожена сто раз. Определили место нападения. С утра выслали дозор. Все, как обычно. Потом, вроде как, стали люди засыпать…
Поэтому пару солдат положили якобы спать на виду, вместо остальных одежду и свертки — уснули в телегах. А люди в это время пешком обогнали караван, потому мы и утром позднее выехали. Дали им время. Конечно, отправили самых опытных. Когда мы подъезжать стали они сняли стрелков с луками, сколько успели.
— А где они все?
— Кто?
— Ну, возчик, купец, и те, кого в плен взяли?
Ригер помолчал…
— Калина, в таких боях в плен не берут. А возчик и купец повешены еще ночью. Все, что знали, они и так сказали.
— А как же… А почему их не отвезли в город и не отдали под суд?! Ведь они же люди! Может кто-то из них первый раз и еще ничего не успел нарушить!
— Калина, они нарушили закон и они умерли. Всё. Говорить больше не о чем.
— Ригер! Но ты тоже нарушал закон! Нельзя же так!
— Калина, если бы они занимались контрабандой, да даже просто воровали — их отдали бы под суд и они остались бы живы. Отправили бы на шахты или лес валить. Но они вышли с оружием на дорогу, покусились на чужие жизни. Про такие случаи есть поговорка. Короткий суд и длинная веревка. Поверь, тебя бы они в суд не потащили. Жизнь человека священна, до той поры, пока он не пытается отнять чужую!
Я открыла рот чтобы возразить… и закрыла…
Мне нечего было сказать. В словах Ригера была правда.
Он бережно погладил меня по волосам и сказал:
— Хватит на сегодня разговоров, пойдем ужинать.
— А кто еще помогал солдатам кроме тебя?
— Естественно — сами купцы, ну и еще четверо крестьян, из тех, кому раньше довелось воевать. Пойдем, по пути остальное расскажу…
Это был довольно необычный вечер. Костер горел только один, очень большой. Мы сидели у огня и молчали. Рядом, кучками, сидели люди с других повозок. Чуть в стороне ужинали солдаты.
Стоял тихий и равномерный гул голосов. Иногда вырывался звонкий детский возглас, но тут же стихал. Шуметь никому не хотелось.
Оба купца, и пожилой и помоложе, сидели тут же. Я с любопытством оглядывала бороду старшего. Заплетенная в десяток косичек она выглядела забавно, но я уже знала от Ригера, что купцы сражались рядом с военными.
К нам подошел капитан. Я первый раз видела его так близко и не на коне. Совсем молодой парень. Самый обычный, никакой не богатырь. Уродливый шрам пересекал лицо, начинаясь выше брови и заканчиваясь в уголке перекошенного рта. Он, взглядом спросив разрешения, дождался приглашающего жеста от Ригера и присел рядом.
— Держи. — Он метнул Ригеру непонятный предмет, который тот подхватил точным и экономным жестом.
— Оружие тебе, я думаю, не понадобится. Это честная
— А терийский клинок?
— Почтенный Нигус решил оставить себе и дал хорошую цену — капитан кивнул на купца помоложе.
Тот, не поднимаясь с земли, приложил ладонь к сердцу и кивнул.
— Ну, что ж… Благодарю тебя, капитан. Так мне действительно будет удобнее.
Заметив, что я с недоумением рассматриваю участников разговора, капитан улыбнулся и сказал:
— Доброй ночи, светлая госпожа.
Легко поднялся, не звякнув ни одной металлической пластиной, что щедро покрывали его тунику и бесшумно растворился в темноте…
— Ригер, а что это такое?
Он протянул мне открытую ладонь, на которой лежал небольшой кожаный мешочек.
— Посмотри сама, Калина. Сегодня я заработал тебе на новые серёжки.
Я, все еще не понимая, открыла мешочек и высыпала на ладонь несколько золотых монет.
— Почему капитан отдал их тебе?
— Оружие, Калина. Оружие побежденного получает победитель. Капитан выплатил мне мою долю за сабли и мечи взятые в бою.
— Знаешь, Ригер, пожалуй, мне хватит тех сережек и колечек, что у меня уже есть. Просто постарайся больше не рисковать так.
Тихонько рассмеялись переглянувшиеся купцы и почему-то этот смех в отблесках костра напомнил мне, как смеялись братья в храме…
Глава 38
К Лагиро обоз подошел еще через неделю, ближе к вечеру.
К этому времени я совсем измучалась. Мне, банально, было скучно.
Ригер целыми днями вел нашу коляску, сидел довольно далеко от меня, а пустить меня рядом — категорически отказывался.
— Невозможно высокородной даме сидеть на месте возчика!
Перекрикиваться с ним было неудобно, вечером он выхаживал коней, чистил их, если была возможность — купал, кормил, вычесывал хвосты и гривы. Кони стали выглядеть гораздо красивее.
Я на привалах готовила, мылась сама, дважды стирала свою и его одежду, хотя Ригер и предлагал нанять крестьянку. Но я отказалась. Мне было неловко, все же это — наши попутчики. Их мужчины воевали наравне с моим мужем и мне казалось унизительным для женщин, если их заставят обслуживать меня. Здесь, в дороге, мы все равны.
Время на разговоры у нас появлялось только перед сном.
Ригер уговаривал меня не продавать повозку. По закону, она теперь принадлежала нам, как часть трофейного имущества. Возчик этот, слава богу или богам, был холост. Иначе еще и семья бы пострадала… Их лишили бы всего имущества в пользу купцов. Мне казалось, что коляска отойдет купцам, но при дележе она осталась за Ригером. Оружия взяли много, на нападавших были еще и недешевые украшения, плюс одежда, да и оружие взятое в бою — дорогое. Похоже было, что банда промышляла давно и вполне удачно. Долю оружия Ригера выкупили еще в походе, потому нам не придется возиться с продажей.