Никто
Шрифт:
— Прекрасная история, господин, — сказал Ельпенор. — А меня она особенно волнует, ибо я, хотя еще живой, но в известном смысле тоже стою у входа. Только войти я хотел бы не в обиталище теней.
— И куда же ты так спешишь?
— Предстать перед богом Гименеем. Вступить в брак.
Одиссей посмотрел на него внимательней.
— Твоя девушка такая же миловидная?
— Она во сто крат красивей. Она красивая и умная.
— А не слишком ли ты молод для уз супружества? Сколько тебе лет?
— Семнадцать.
— А ей?
— Она
— Ба, стало быть, она знает, что делает. Но чего же ты хочешь от меня?
— Моя избранница из твоей челяди, господин. И я тоже твой слуга.
— Вот и будете оба служить мне. Обратись к ключнице Евриклее, она справит вам свадьбу и назначит положенное приданое.
— Это невозможно, господин, — прошептал Ельпенор.
— Но ты же должен знать, что в мое отсутствие она будет здесь госпожой.
— Да, господин. Я это знаю.
— Ну и как?
Юноша поднял голову, голубые глаза его светились чистотой и невинностью.
— Моя избранница и есть Е ври клея. Поэтому мы оба решили, прежде чем ты уедешь, испросить у тебя согласия и благословения. В твоем дворце женихов не будет, господин.
Пожалуй, впервые в жизни Одиссей не знал, что ответить, но все же ответил, да еще так беспечно, будто уже давно приготовил ответ.
— Она будет тебе вместо матери?
Румянец стыда, а может, и возмущения выступил на лице юноши.
— Я мужчина, господин. А она женщина.
— Что она женщина, об этом я давно знаю.
— А меня как мужчину она тоже знает достаточно давно.
Одиссей крепко хлопнул себя по бедру своей широкой, короткопалой рукой.
— Расчудесная история! Да, поразительные дела могут твориться в семье!
— Я ее люблю, и она меня любит.
— Верю.
— Что за беда, что разница в возрасте? Я приношу в брак свою молодость и мужество, она — ум и прозорливость. Конечно, ты меня мало знаешь и лишь своим быстрым ногам и некоторым телесным достоинствам я обязан честью, что стал твоим гонцом и доставляю твои приказания. Но поверь, рядом с Евриклеей я буду заботиться о твоем имуществе как о своем собственном.
— Не далее как вчера я сказал, что, ежели Евриклея пожелает взять себе мужа, выбор предоставляется ей самой.
— Стало быть, ты согласен?
— Завтра начинаем погружать на корабль снаряжение и продовольствие.
— Я тебе понадоблюсь?
— Ежеминутно. Ты должен быть под рукой. Самое большее через три дня, если будет дуть попутный ветер, мы должны отправиться в плаванье. Чего же ты погрустнел? Вашу свадьбу справим накануне отплытия.
— О, Одиссей! Благодарность моя возрастает с каждым твоим словом. Велишь позвать Евриклею, чтобы и ей сообщить?
— Погоди. Да, я согласен. Но прежде ответь мне на один вопрос.
— Отвечу искренне на любой в меру своих сил.
— Так вот, скажи мне: ты, конечно, думал о том, что если пройдут годы и не вернусь ни я, ни мой сын Телемах, а знати и народу твоя власть будет
— Да, господин. Я об этом думал. Но только со вчерашнего дня. Мы с Евриклеей любили друг друга, не зная, какими милостями ты ее осыплешь.
— По-твоему, она не знала?
Юноша на миг заколебался.
— Не знаю, — молвил он наконец.
Тут Одиссей подумал, что зелья, которыми Евриклея поила Евмея, возможно, имели двоякое действие: лечили так, чтобы побыстрее призвать смерть. Он хлопнул в ладоши, и на золотом пороге вмиг появился страж.
— Найди ключницу Евриклею, — громко и очень отчетливо произнес Одиссей, — и скажи ей, чтобы она как можно скорее явилась сюда.
— Бегу, господин, — крикнул в ответ страж.
Евриклея, видимо, была неподалеку, она явилась тотчас и, подойдя своим ровным, уверенным шагом к царскому трону, стала рядом с Ельпенором. Оба высокие, золотоволосые и голубоглазые, они казались родственниками — его молодость молодила ее, а ее зрелость как бы придавала силы и взрослости его юношескому облику.
— Большую новость сообщил мне твой избранник, Евриклея, — сказал Одиссей благодушно, но вполне царственным тоном.
— Она тебе неприятна? — спросила ключница.
Не дожидаясь ответа владыки, Ельпенор обратился к ней.
— Накануне отплытия, — сказал он звенящим от счастья голосом, — наш господин справит нам свадебное торжество. Это будет самый прекрасный день в моей жизни.
— Для меня он тоже будет прекрасным, — молвила Евриклея.
Тогда Одиссей:
— Я надеюсь, вы проживете еще много прекрасных дней.
И, обращаясь к Ельпенору:
— Ты знал, что твоя избранница была и есть моя наложница?
— Я ему это сказала, — молвила Евриклея. — А если ты не знал…
Одиссей перебил ее:
— Это не имеет значения. Теперь-то я уже знаю.
— Я любила тебя и продолжаю любить, и боюсь за тебя. А тебя, — обратилась она к Ельпенору, — я тоже однажды полюбила и почти с первого взгляда поняла, что буду любить.
— У тебя большое сердце, Евриклея, — сказал Одиссей.
— Лучше скажи, что любовь не знает пределов, — возразила Евриклея. — Не будь вы столь разными, я не могла бы любить вас обоих. Тебя, Одиссей, дополняет Ельпенор, а тебе, Ельпенор, Одиссей придает блеска. Тут и двойственность и единство.
Одиссей рассмеялся.
— Тебе надо было бы любить гермафродита.
— Будь я мужчиной, возможно, так бы оно и было.
31. Позже, ночью. Одиссей и Евриклея.
— Выходит, ты меня обманывала?
— Я думаю, Одиссей, что обманывать может только тот, кто чувствует себя виноватым. Впрочем, не говорила ли я тебе недавно, что я женщина со странностями?
— Ты права, хотя в правоте этой для тебя мало веселого. Ты связываешь свою судьбу с юнцом и, когда он чуточку повзрослеет, ты уже будешь старой женщиной.