Ночь - царство кота

Тарнорудер Александр

— Она говорила про гарантии?

— Нет, — Катерина кивнула на сидящего напротив офицера посольства, — он говорил.

— Вы его знаете?

— Да, пришлось познакомиться.

— Где? Как это было?

— Я встретила Татьяну семнадцатого числа, а потом мне показалось, что за мной следят арабы, и я пришла в посольство.

— Кто назначил встречу, вы или Татьяна?

— Никто. Это произошло случайно, на бульваре.

— Так таки случайно?

— Ну да, я шла, а Танька меня окликнула.

— Кто это Танька?

— А? Танька — это Татьяна, сленг.

— О-кей, так зачем вы пошли в посольство?

— Мне показалось, что

за мной следят Танькины арабы.

— Кто, Марзук и Шукри?

— Да откуда мне знать, кто? Просто все эти типы были одеты одинаково, джинсы, кроссовки, ковбойки.

— Так за вами следили или вам показалось?

— Да откуда я знаю! Стала бы я брать такси от дома до Ордынки, если бы не показалось.

— Опознать сможете?

— А черт его знает.

— Узнаете? — у нее в руках оказалось несколько фотографий.

— Нет, эти морды я не видела.

— Так вы договорились с Татьяной лететь вместе?

— Вы что, с ума сошли?!! Из-за того и сыр-бор, что я не хотела с ней в самолет садиться!

— А почему?

— Не знаю, почему. Думала — в самолете бомба!

— А как вы узнали про бомбу?

— А что, там действительно была бомба?

Шабакник помедлил, на мгновение на его лице промелькнула досада.

— Я не могу вам этого сказать.

— Ну, знаете что! — взвилась Катерина, — если вы считаете меня за идиотку, то разговор окончен! Вы меня спрашиваете про бомбы, и я понятия не имею, в чем дело, а потом не желаете сказать, о чем только что спросили! Или вы прекращаете вашу дурацкую игру, и мы нормально разговариваем, или не разговариваем вообще! До того момента, как мне в присутствии моего адвоката официально не разъяснят, в чем меня обвиняют.

Как же неудобно сидеть. Катерина потянулась всем телом. Она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Сердце часто забилось, в носу засвербело, и из-под прикрытых век покатились слезы. Значит, все-таки, бомба, а она в последний момент решилась сделать шаг назад. Она закрыла руками лицо, потом потянула из сумочки салфетку. Откуда, подумала она, кто подсунул ей в последний момент этот счастливый билет? Так вот почему такой напряг, и прислали в Москву военный самолет. Катерина высморкалась. А сама она, выходит, главный свидетель, главное действующее лицо. Значит, наваждение, пришедшее в голову, заставившее выбросить сотню баксов на обмен билета, а потом выскочить из автобуса в последний момент, спасло ей жизнь? Значит, она оказалась права, а все эти гнусные напыщенные козлы, с заявлениями о любви к палестинцам, сидят в полной жопе, и поделом, так им и надо!

О Господи…

Как дальше-то…

Катерина открыла глаза — офицеры испарились. Видимо они обсуждали результаты допросов, сбившись в кучу в дальнем конце салона.

— Есть здесь туалет, или всем придется отвернуться? — Катерина схватила за рукав проходившего парня в голубой рубашке.

— Есть, есть, — засмеялся он. — Пойдем.

Он довел ее до самой пилотской кабины и услужливо открыл дверь. Заведение ничем не отличалось от обычного самолетного. Только так и можно уединиться, Катерина улыбнулась сама себе. В дверь застучали, но потом пилот прояснил положение, и стук прекратился. Теперь особисты накинулись на парня, пришедшего ей на помощь. Тот длинно и по-восточному витиевато их послал. Съели, гады, с удовлетворением отметила Катерина. Картина ясная: каким-то непостижимым шестым, седьмым, восьмым чувством она уловила намерения

палестинцев. Шестое чувство не подвело, хотя какое там шестое чувство — нормальная человеческая логика, изощренно отметаемая политкорректностью. И из-за этой подлой политкорректности, не позволяющей заподозрить совершенно нелогичное поведение, только потому, что это может показаться неприличным, погибла куча народа. А вот по отношению к ней эта самая корректность почему-то совсем не нужна, ей можно задавать идиотские расистские вопросы, и никого это не волнует.

Катерину распирало от негодования — нет, как вам это нравится, сначала, когда она попыталась предупредить об опасности ее смешали с дерьмом, а теперь ей предъявляют непонятно что. Похоже, что летчик на нее запал. Он так странно посмотрел на нее и так резко послал подальше этого особиста, что есть надежда. Можно попробовать воспользоваться, если, конечно, последует продолжение. До чего же тесные эти самолетные кабинки, повернуться негде. Она толкнула задвижку, и оказалась лицом к лицу с давешним летчиком. Он с видом заговорщика приложил палец к губам, и протолкнул Катерину прямехонько в кабину пилотов.

— Садись здесь и не трогай ничего, — он повернулся и захлопнул тяжелую бронированную дверь.

Катерина обалдела от открывшегося ей вида. Обзор был совершенно фантастический. Они летели на большой высоте, кромка горизонта не была прямой, как на земле, но отчетливо проявилась кривизна земного шара, не заметная в простой иллюминатор. Ослепительное солнце отражалось от поверхности Средиземного моря, запинаясь на раскиданных тут и там островах. Небольшие кучевые облачка висели чуть ниже веселыми воздушными шарами, отбрасывая тень на зеркальную поверхность воды. Картинка медленно завораживающе двигалась, давая понять, что все в этом мире преходяще.

— Гиди, второй пилот, — представился ее невольный спаситель, — а это Амос, командир.

— Катерина.

— Как?

— Ка-те-ри-на, — повторила Катерина.

— Ты еврейка, или как?

— Еврейка, еврейка, такая еврейка, что даже самой противно, — заверила она.

— А-а… такое странное имя, в первый раз слышу.

— Родители назвали меня Вики, а я это имя терпеть не могла, вот и поменяла.

— Я буду звать тебя Вики, так гораздо лучше.

— Ты будешь звать меня Катерина, а если не хочешь, то открой дверь.

— О-о-о-о!! — произнес Амос, со значением кивая головой.

— Вот не знала, что в военные летчики таких дебилов берут! Вы что, больше двух слогов произнести не в состоянии? Какой идиот вас сюда допустил, если вы «авиационная картография» не выговорите.

— Ка… — Гиди поперхнулся от смеха, — Ка-рина, сядь, успокойся, лучше дебилы-летчики, чем дебилы из ШАБАКа.

— Ка-те-ри-на!

— Ка-те-ри-на! — не сговариваясь дружным хором повторили Гиди с Амосом и весело заржали.

— Уже лучше, еще часок потренируетесь и будете говорить без акцента.

— Ка-те-ри-на! Ка-те-ри-на! Ка-те-ри-на! Ка-те-ри-на! — принялись распевать летчики на два голоса.

— Катерина, тебе никогда не хотелось заняться сексом в кокпите?

— Да я, знаете, как-то никогда не задумывалась… — оторопела она.

— А мы… мы об этом все время думаем! — ребята опять покатились от смеха.

— Слушайте, а чего такое веселье, по-моему, там никому совсем не весело? — Катерина кивнула головой назад.

— А они, что, фраеры шабакские, тебе ничего не сказали?