Ночь - царство кота
Шрифт:
— Оставьте нас! — приказал Осоркон, и Юсенеб повернулся, чтобы выйти со всеми, — нет, ты останься!
Фараон сел на трон и закрыл лицо руками, потом его левая рука легла на подлокотник в форме головы кота и легонько ее погладила.
— Вы там! Принесите ему стул! Слышите! — заорал Осоркон. — Юсенеб, — он поднял голову, — ты не хотел появляться на празднестве, но теперь тебе придется. Нравится — не нравится, а ты теперь — знаменитость, а ей место рядом с Фараоном, или ты по-прежнему станешь упорствовать?
— Не стану, — просто ответил Юсенеб и поднялся. — Ты Владыка Египта — тебе и приказывать.
— С
— Не думаю, что выдумка.
— Если не выдумка, то тебе нет равного по силе, ты можешь разрушить Египет, стереть его с лица земли, поработить, осуществить мечту своей юности, — Осоркон откинулся на спинку трона, — почему тебе этого не сделать?
— Не могу.
— Значит, не можешь?
— Не стану.
— Можешь… Но не станешь?
— Да.
— Это уже интересно! И есть на то причина?
— Конечно. Я всего лишь посланник, я не бог, хотя по воле провидения, я получил СИЛУ бога. Я не могу ей воспользоваться, это будет наказано.
— Кем?
— Богами, конечно, вспомни, как был наказан твой брат.
— Я приказал убить тебя! Я не собирался убивать брата! Но в тот момент он сделал шаг вперед, и стрела пронзила его! Тебя я не хотел оставлять в живых!
— Твоей рукой двигали боги, не в твоих силах убить Посвященного.
— Ах, так, что же мне помешает убить тебя сейчас?
— То же самое, что и тогда.
— Нет, Юсенеб, это неправильный ответ — ничто не помешает. — Осоркон собрался кликнуть стражу, но Юсенеб знаком остановил его.
— Подожди, я покажу тебе кое-что, — он подошел к окну, — далеко еще до темноты? Собирается ли Великий Ра отправиться на ночной покой, или еще слишком рано?
— Что ты хочешь этим сказать?
— А вот что… — Юсенеб, стоя у окна, поднял руки и запрокинул голову.
Во дворце стало темнеть, крики на площади постепенно угасали, пока не стало совсем тихо. Надвинулись сумерки, начальник Фараоновой стражи сунулся было в зал, но был изгнан суровым окриком. Юсенеб опустил руки, отошел от окна и уселся обратно на стул. Загустевшую тишину разорвали крики ужаса, перешедшие в почти звериный вой.
— Сейчас совсем стемнеет, а завтра Ра может не появиться совсем, и тогда все поймут, что Великий Ра гневается на Убасти и не хочет ее празднества, а Убасти — защитница Египта…
— Что же ты хочешь? — Осоркон всеми силами пытался не выдать своего страха перед происходящим.
— Думаю, что гимн, посвященный Великому Ра, не оставит его равнодушным, и Великий Ра вернется.
Осоркон позвал начальника стражи и прошептал ему несколько слов. Потом вышел на балкон и произнес:
— Великий Ра печалится смерти Анубиса. Мы должны вознести гимн Великому Ра, и тогда он вернется к нам, и засияет над Египтом солнце.
— Преклоняемся перед тобой, о Великий Ра, создатель жизни и света, защитник смертных, — начал Осоркон, — ты возносишься и сияешь, и даешь свет миру, созданному Королевой Богов матерью нашей Убасти. Преклоняемся перед ней, — подхватила толпа, — перед творением ее рук — да будет она благословенна и всесильна во все времена года. Святы Боги, соединяющие бренную землю и Божественное
— Славим тебя, создатель, защитник земли и неба, о Ра, сын Убасти, повелитель небес. Сердца наши принадлежат тебе, давшему нам живые души. Пусть сияет вечно твой небесный свет, твой вечный огонь, освещающий мир. Преклоняемся перед тобой, о Ра — создатель жизни и света, защитник смертных.
— Божественную почесть воздаем мы тебе, о, Ра, создателю жизни и света, защитнику смертных и матери твоей Убасти. Укажи нам путь из темноты к свету. Преклоняемся перед светом и перед создателем. Преклоняемся перед тобой, о, Ра!
В первые мгновенья ничего не изменилось, но потом постепенно стало светлеть, и через несколько минут солнце снова засияло в небе. Осоркон стоял на балконе и наблюдал за беснующейся от радости толпой, восхвалявшей всех и вся: Ра, Убасти, Анубиса, его самого. Ему не хотелось возвращаться обратно, немного было моментов в его жизни, когда ему доводилось видеть столь откровенную демонстрацию силы, не человеческой силы, нет, а дарованной Богами, над которой он не властен. За долгую жизнь ему удалось сохранить Египет, лакомый кусок цивилизации посреди дикости и ничтожества, постоянных набегов кочевников на границы. С памятью о брате он прожил остаток жизни, он побоялся повторить попытку убить Юсенеба, кто-то, казалось, шепнул ему не делать этого, и, как итог, новая история с Анубисом. Осоркон пересилил себя и шагнул в тень.
— Ты не жаждешь мести? Ведь никто не может тебе помешать превратить Египет в руины, а людей в рабов.
— Нет, это ничего не принесет моему народу, лишь навлечет гнев богов и несчастья, а их и так немало.
Осоркон посмотрел на Юсенеба долгим изучающим взглядом.
— Что же ты хочешь? — спросил он.
— Ничего, я ни о чем тебя не просил.
— Странно, все меня постоянно о чем-нибудь просят.
— Тогда и я попрошу — оставь в покое Хори.
— Из-за таких, как он, и происходят все беды, мне знаком этот взгляд. Он считает себя всемогущим, равным богам. — Осоркон снова покосился на Юсенеба. — Вот видишь, ты и сам полагаешь, что я прав.
— Ему надо дать шанс…
— О, я дам ему шанс! Он будет испытан! И тогда — пусть боги решают, быть ли ему Фараоном, властвовать ли ему над Верхним и Нижним Египтом.
— Что бы ни случилось — я хочу быть рядом с ним.
— Не думаю, что ты сможешь его остановить, если он чего-то захочет.
— И все-таки!
— Ты же знаешь, СЕЙЧАС я не могу тебе отказать.
— Значит, ты обещал.
25
Первый день весеннего праздника в честь Великой Убасти подходил к концу. Золотая колесница Великого Ра, понапрасну потревоженного в середине дневного заезда, вскоре должна была исчезнуть с небосвода, освобождая место Тоту. Дневная суматоха постепенно затихала, торговцы собирали нераспроданный товар, артисты тоже постепенно исчезали с улиц, горожане расходились по домам, чтобы немного отдохнуть, слуги Фараона, по традиции, выкатывали новые бочки с вином и пивом, поскольку, с наступлением темноты, праздник должен был возродиться с новой силой.