Ночь иллюзий
Шрифт:
– Это, действительно, занятно, - сказал я, и мой голос был пустым, как игрушка на рождественской елке.
– Выходит, не нас оккупирует чужая планета, а мы оккупируем ее?
– Вы не обязаны верить моим словам, Флорин.
– Разбитая губа, а может быть что- то другое делало его голос не совсем ясным.
– Посмотрите вокруг. Похожи ли эти растения на земные? Разве вы не заметили, что сила тяжести на восемнадцать процентов меньше, а воздух больше насыщен кислородом? Взгляните на солнце: это диффузный желтый гигант.
– Хорошо. Моя старая мама, если у меня была старая мама, всегда учила
Он посмотрел на меня, как хирург смотрит на ногу, которую необходимо ампутировать.
– Вы не ведаете, что творите. Вторгаетесь в нечто недоступное вашему пониманию. Сущность не является тем, чем она кажется...
– Не рассказывайте мне о том, чего не существует, говорите о том, что есть.
– Я не могу этого сделать.
– Он что-то вертел в руках: с блестящими кнопками и хрустальной петлей наверху, на которую трудно было смотреть.
– Я был терпелив с вами. Флорин, - сказал он, но его голос ускользал от меня, слова вылетали быстрее и быстрее, как пластинка не на тех оборотах.
Моя голова запульсировала болью. Я пытался ухватить ускользающий силуэт, но он растаял. Я увидел вспышку в солнечных лучах и услышал голос, раздающийся из-за холмов:
– ...извини. Флорин...
Затем фиолетовая темнота взорвалась, и я очутился в самолете, упавшем в пучину, полную затихающего грома.
XIX
– Мистер, Флорин, - говорил легкий сухой голос, - вы создаете проблемы для всех нас.
Я открыл глаза, и славный парень со змеиной головой улыбнулся мне безгубой улыбкой и выдохнул фиолетовый дым из безносых ноздрей, сверкая глазами без век. Он развалился в шезлонге, одежда его состояла из открытого жакета, сшитого из оранжевых полотенец, и оранжевых шортов. Цвет их напоминал мне о чем-то, что я никак не мог ухватить.
– Это кое-что, - сказал я и сел на стул. Между нами был стол под бело-синим зонтиком. Позади террасы виднелась полоска белого песка, похожего на пляж, но не было моря.
Я старался не смотреть на блестящие серебристо-фиолетовые бедра, ребристую бледно-серую грудь с крошечными малиновыми пятнышками, на ступни толщиной с палец в сандалиях с широкими ремнями. Он заметил, что я гляжу на него и издал мягкое кудахтанье, которое, видимо, означало смех.
– Извините меня, - сказал он.
– Я нахожу ваше любопытство поразительным. Я подозреваю, что в момент вашего растворения вы вытягиваете шею, чтобы раскрыть состав растворителя.
– Это просто безобидная эксцентричность, - сказал я.
– Такая же, как ваши вкусы в одежде.
– Вы превозносите свой самоконтроль, - сказал он не столь искренне, как прежде.
– Но что если перед вами предстанут аномалии настолько грандиозные, что ваше сознание будет не в состоянии ассимилировать их? Сохраните ли вы тогда хладнокровие?
– он поднял руку, щелкнув пальцами. Лавина огня окутала его; его улыбка пульсировала в горячем мерцании, языки пламени бушевали вокруг меня. Я не сдавал позиций частично из-за того, что был парализован, а частично
– Ловко, - сказал я.
– А хороши ли вы в трюках с картами? Он смахнул лед и сжал пальцы.
– Вы не поражены, - сказал он обыденным голосом.
– Манипуляции со Вселенной ничего не значат для вас?
Я деланно зевнул. Значит, это была не фальшивка.
– Со Вселенной?
– сказал я.
– Или со мной?
– Вы удивительная натура, Флорин. Чего вы хотите? Что движет вами?
– Кто спрашивает меня об этом?
– Можете называть меня Дисс. Представьте себе... существуют иные заинтересованные стороны, кроме тех, которые вам хорошо известны. Вы играете на гораздо большей сцене, чем до сих пор представляли себе. Поэтому должны вести себя осторожно.
Я зевнул еще раз.
– Я устал. Мне нужны сон, пища, любовь - все, кроме общения с таинственными жуликами, которые делают намеки, что в недалеком будущем предстоят великие свершения и что самое выигрышное дело - не совать нос куда не надо. Кто вы, Дисс? Кого вы представляете? Действительно ли вы выглядите как Александр Македонский в шкуре крокодила или это только мое видение, страдающее разлитием желчи?
– Я представитель определенных сил в Космосе. Моя наружность не имеет значения. Самого факта моего существования достаточно.
– Барделл говорил что-то о вторжении.
– Слово, обозначающее примитивный взгляд на действительность.
– Что вы оккупируете? Землю или Грейфел? Я получил удовольствие, заметив, как дернулась его голова.
– Что вы знаете о Грейфеле, мистер Флорин?
– Ну, находитесь в системе Вулф-9, в 28 световых годах от старого доброго Чикаго.
– Я выдал широкую счастливую улыбку. Он нахмурился и потянулся почти небрежно за чем-то на столе. Я начал быстро подниматься, но лампа-вспышка, размером с небо, мигнула и погрузила все в темноту, чернее, чем в закрытой банке с краской. Я рванулся через стол, мои пальцы ухватили что-то горячее, как духовка, и скользкое, как сырая печень. Я услышал взволнованное шипение и снова схватил, но уже что-то маленькое, тяжелое, сложной формы, что отчаянно сопротивлялось и затем освободилось. Раздался сердитый вопль, слова, которые произносились быстрее, чем я был способен разобрать, затем ослепительный взрыв.
XX
Она сидела напротив, закутанная в старое поношенное пальто с жалким облезшим воротником. В глядящих на меня глазах было вопросительное выражение.
– Не говори мне ничего, - произнес я таким голосом, что даже мне самому показалось, что я пьян.
– Я сидел здесь с закрытыми глазами, напевал старые хоровые матросские песни на нелитературном амхарском; поэтому ты присела, чтобы посмотреть, все ли со мной в порядке. Со мной не все в порядке. Со мной далеко не все в порядке. Я так далек от того, чтобы быть в порядке, что дальше некуда.