Ночь падающих звезд. Три женщины
Шрифт:
— Иди к черту! — заорал на нее Теобальд. Нервы его были на пределе.
Дуня обиделась и холодно заметила:
— Не к черту, дорогой. Всего лишь в Шотландию. Но… — Тут она сделала один шаг к нему — Одно твое слово, и я остаюсь.
Обернувшись, он иронично произнес:
— Если любезная госпожа изволит интересоваться…
— Папа! — предостерегающе воскликнула Амелия.
А он продолжил, отчетливо произнося каждое слово:
— …то я плюю на нее!
И потом Амелии и Лусиану:
— Свадьба
И тут в комнату вошел Хабердитцель, что свидетельствовало о наступлении раннего утра.
— Я не ослышался?
Он поправил очки, что было абсолютно ни к чему. Волосы его растрепались от ласк Лотты.
— Ты не ослышался, — подтвердил Теобальд, почувствовавший себя вдруг совершенно опустошенным, — а теперь извините, с меня достаточно.
С этими словами он покинул место раздора, оставив присутствующих в безмолвии.
— Дуня! — Хабердитцель, пресыщенный и в высшей степени удовлетворенный неистовыми ласками Лотты, чувствовал себя, как сам бог Зевс. Его распирало от желания помочь. — Что бы ни произошло (а ведь он был не в курсе!), пожалуйста, отправляйтесь с Тео послезавтра к алтарю.
Печальная Дуня улыбнулась ему разочарованной улыбкой.
— Хели, эта старая горячая голова поставила меня перед выбором, а я терпеть этого не могу. И не дает мне Я возможности самой принять решение. Я хочу выйти за него замуж, а он уперся. К тому же еще и напился. Мне очень жаль. Ну, а что касается алтаря, то мы хотели зарегистрировать брак в загсе. Адью, мои дорогие. — Она обняла Амелию и Лусиана, кивнула Хели. — Завтра утром я еду в Шотландию. Жаль, что вы напрасно приехали.
Она вышла, и вскоре они услышали шум автомобильного двигателя.
На лестнице показался Максим в ночной пижаме. Он выглядел смущенным.
— Что здесь происходит?
— Черт побери! — прорычал Лусиан, схватил пепельницу и швырнул ее на пол. — Ну что за ненормальные люди!
— Ах, вот в чем дело, — облегченно рассмеялся Максим. — Сегодня же вечеринка накануне свадьбы.
Он взял бокалы, из которых пили Дуня и Амелия, тоже бросил их на пол и воскликнул, окончательно приходя в себя:
— Да здравствуют новобрачные!
ОСТОРОЖНО, ФАРФОР!
— Она уехала?
Тео имел в виду Амелию. Они вместе позавтракали, а затем он скрылся у себя в ателье и не показывался оттуда. Хели проводил Амелию вместе с ее слегка сбитым с толку событиями прошедшей ночи Максимом к машине. Все чувствовали себя страшно неловко.
— Да, но она вернется, — ответил Хели. — Она беспокоится о тебе! Если не хочешь с ней говорить, ладно, хотя не понимаю почему. Тебе тяжело, но это не причина, чтобы обращаться подобным образом со своей дочерью.
Тео со страдальческим выражением лица сидел перед мольбертом,
— Господи, да как же я с ней обращаюсь? Я люблю ее, и она знает об этом. Я даже принимал у себя ее прилизанного друга. Что, скажи, пожалуйста, я еще должен делать? Хотел бы я на тебя посмотреть, если бы с тобой такое случилось!
— Господи! — в том же тоне ответил Хабердитцель. — А что такого случилось? Дуня уехала разрисовывать фарфор.
— Вот именно.
— Глупцы вы оба.
— Это твое мнение.
Хабердитцель мерил комнату большими шагами и страшно потел. От волнения опрокинул даже бутылку со скипидаром. Ругался. Он тоже был сыт всем этим по горло.
— Почему ты не можешь найти себе какую-нибудь простую, здравомыслящую женщину, приятную бабенку, которая бы любила тебя, приспосабливалась к тебе, с которой ты бы спокойно доживал старость? Почему, черт побери, это обязательно должна быть Дуня?
Приоткрыв глаза, Тео бросил на Хели ироничный взгляд.
— Очевидно потому, что не так много педикюрш, — двусмысленно произнес он. — Или у меня слишком мало мозолей, чтобы обращаться к ним.
— Очень остроумно!
— Тогда почему же ты не смеешься, друг? — Губы Тео скривились в презрительной усмешке. — Есть мужчины, имеющие слишком маленькие запросы. Очень жаль, но я к ним не отношусь.
— Прекрати! — Всегда такой терпеливый и покладистый Хабердитцель занял воинственную позу. — Я не допущу, чтобы ты критиковал Лотту.
— Я ведь почти не знаю ее, — с нескрываемым высокомерием заявил Тео. — Можешь пригласить ее как-нибудь. Надеюсь, она хорошенькая, эта сладкая штучка для утех.
— Оставь этот дерзкий тон! Iacta alea est!
Тео в притворном ужасе воздел руки.
— Вот уж что мне не присуще, так это дерзость. — Он опустил руки. — Я конченый человек.
Голова его упала на грудь. Король Лир побелел бы от зависти: превзойти подобный мелодраматизм было невозможно.
Позже Хели заглянул в словарь латинского языка. То, что он обнаружил, было для него ново. Жребий брошен. Ага.
Ну и что?
В саду, под окнами библиотеки, раздались звуки музыки. Кто-то наигрывал и напевал: «Такой день, изумительный, как сегодня…»
Хабердитцель высунул в окно голову. Под деревом сидел Лусиан Вольперт, поверяя небу свои чувства.
В общей сумятице о нем совершенно забыли. Утром, припомнил Хели, драгоценный Дунин племянник висел на телефоне, ведя таинственные переговоры приглушенным голосом и прикрывая трубку рукой. Увидев Хели, он тотчас положил трубку на рычаг. Любовный разговор, решил Хели.
— Эй, Вольперт. — Тон Хели был сух и холоден. — В чем дело? Вы еще остаетесь здесь?
Лусиан задрал голову столь резко, что высоко взметнулся его конский хвост.