Ночной гонец
Шрифт:
Какая удача, что он помнит эти края еще сызмальства! Здесь он пас скот и караулил кострища на пожогах, охотился на дичину и валил лес под пашни. И теперь, придя сюда, чтобы остаться тут жить, он не плутал в лесу, а шел как по соседской усадьбе. Он узнавал лесные тропы, звуки и приметы, свет и сумрак леса, он помнил об его опасных обитателях и верных тайниках.
День выдался жаркий. Молодой ельник красовался свежими, отливающими багрянцем шишками, и смоляная патока стекала по стволам. Сведье стряхивал с шеи колючие хвоинки, прилипавшие к потной коже. Вдруг на верхушке старой, высохшей сосны прямо над головой у него замолотила желна. Беглый
Сведье продолжал свой путь в прежнем направлении, оставляя солнце по правую руку. Он шел мягким, скользящим шагом, бесшумно и быстро, хотя сам он был рослым и кряжистым, а на спине нес поклажу. Он шагал по сосновому бору, по ровной, как пол, земле, поросшей темным вереском, овечьей травой и папоротником. Вокруг высились сосны с желтыми гладкими, без единого сучка стволами. Иногда он останавливался на несколько минут, отыскивая глазами приметы: старый бурелом, заросшую полосу бывшей пожоги, кособокое дерево или громадный валун. Найдя нужный знак, он шел дальше.
Этот бескрайний лес щедро даровал всякому свои тайники. Сосновый бор вдоль скалистых лощин сменялся густым можжевельником. Беглый взбирался на холмы, поросшие кустарником и березняком, где заячий помет горками сох на солнце. Наконец он вошел в суровый и могучий еловый лес. Лес, точно тяжелая тень от тучи, загородил солнце, и под деревьями сгустился сумрак. Разгоряченные щеки Сведье почувствовали прохладу, которою сменилась жара. Но теперь он уже был у цели.
Среди редеющих деревьев возвышались серая каменистая россыпь и холм. Тут Каменная Змея огибала свои владения. Целая груда замшелых косматых камней завалила ложе высохшей речки. На этом месте, быть может много тысяч лет назад, вода проложила себе русло, тут меж камней она струилась и журчала, и в ней когда-то плодилась, играла и билась рыба. Но горная речка иссякла, вода ушла под землю, и тогда, может быть сотни лет назад, последняя рыбина перетянулась кверху брюхом, раскрыла рот и сдохла под камнем, и там уже давно истлели ее кости. Словно дракон, стерегущий свои сокровища, Каменная Змея изогнулась дугой, оберегая огромную лесную глухомань.
Повсюду разверзались скалистые ущелья. Сведье пробирался через россыпи к покрытому лишайниками каменному обрыву высотой с добрый дом. Тут он остановился и свалил ношу с плеч. Он стоял перед горницей кузнеца Лассе.
Узкая расщелина была входом в нору. Сняв пояс с топором и ножами, он полез в нее. Ему пришлось ползти на животе, помогая себе локтями. Подпаском он, извиваясь как уж, проскальзывал проворно в расщелину, — взрослому это удалось с трудом. А какой-нибудь пузатый парень и вовсе не смог бы протиснуться сквозь лаз.
Кое-где пещера была достаточно высока, и Сведье мог выпрямиться во весь рост. В самом широком месте она достигала добрых пяти шагов. Над его головой сквозь узкие трещины в своде просачивался дневной свет. Даже в светлый день здесь не разглядишь, как вдеть нитку в иголку. От черного утоптанного земляного пола тянуло сыростью.
В самом дальнем углу пещеры белела какая-то груда. Он подошел ближе и пощупал. То были старые бараньи кости. Он взял в руку увесистую лобную кость барана, на которой еще уцелели скрученные завитки рогов. Ему довелось слышать, что кузнец Лассе крал овец с пастбищ, но ведь мясо могла затащить сюда и лисица.
Сведье втащил в нору свои пожитки, нарубил и натаскал елового лапника, чтобы устроить
Спал он мертвым сном. А когда проснулся, в пещере был сумрак. «Верно, наступил вечер», — подумал он. Каменные выступы на стенах грозно тянули к нему во мраке свои руки. У него подводило живот. Он выполз из норы через расселину, захватив с собой мушкет. И в лесу он понял, что проспал почти до заката. Он ступал по траве осторожно, нагибался, стараясь не зацепить веток. Он думал подстрелить птицу. Он слышал вечерние трели пташек, они разносились по всему лесу; он вспугивал вяхирей, разлетавшихся от него в разные стороны. На одной из полянок валялись крапчатые перья — видно, ястреб задрал тут тетерку.
Сведье крался дальше. Из-под валежника послышалось хлопанье крыльев. Глухарка со своим выводком бросилась наутек; птенцы, хотя еще не умели летать, бегали уже быстро.
Он решил сберечь заряд для зверя покрупнее и, сломав толстый прут, бросился вдогонку за убегающим выводком. Глухарята рассыпались в разные стороны и попрятались в черничнике. Вдруг он увидел, как двое из них, ослепленные страхом, понеслись прямо на отвесную скалу. Тут-то он их и настиг. Несколькими ударами прута он прикончил добычу.
Беглый наломал сучьев с палой сосны и сложил из них меж камней костер. От иссохшего соснового пня он набрал растопку. Огниво у него было спрятано в кармане куртки, он достал его и высек огонь. Валежник загорелся, и, пока сучья прогорали, он ощипал и выпотрошил птиц. Глухариный выводок был довольно рослым для этого времени года. Сведье зажарил глухарят на углях; мясо пригорело, но ему показалось вкусным, как на праздничной трапезе. Изголодавшись, он так жадно пожирал поджаренные тушки, что едва успевал выплевывать косточки. Голод утих, но сытости Сведье не почувствовал. Он мог пересчитать по пальцам, сколько раз и этом году наедался досыта.
Наступила ночь, и костер погас. Днем ему не следует разводить огня. Дым может выдать. Если бы его стали искать, то приметили бы по дыму место, где он прячется. Ночью он мог, не таясь, жечь костер в каменных россыпях лощины. А в горнице Лассе щели были слишком узкими, чтобы выпускать дым.
С тех пор как он поселился в лесу, он впервые развел костер. Прежде всего он хотел охранить свое огнище от подземных троллей и нечистого и потому вытащил нож и обвел им три круга слева направо вокруг раскаленных углей. Потом он плюнул три раза на горящие головни, чтобы подземные тролли не обожглись и не стали бы ему мстить.
Вытянувшись во весь рост на мху, он обглодал и высосал птичьи косточки, раздумывая обо всем, что случилось с ним за день с самого восхода солнца, Он кипел гневом на односельчан. Трусы все до одного! Поклялись держаться вместе, но отступились от своей клятвы. Ради невесты ему хотелось бы оправдать старосту. Но Стонге ходил с фохтом по дворам и советовал крестьянам смириться, а этому нет прощения. Клас Бокк был теперь единственным из односельчан, которого он мог еще уважать. Годами он был старше всех, но все-таки пытался обороняться. А Йона Стонге, хотя он и на много чет моложе, одолел страх, точно немощного старца. Сведье еще недавно во всем полагался на этого человека и верил, что Стонге не нарушит слова и уговора. Но слова и клятвы одно, а дела — другое.