Ночной обоз
Шрифт:
Секретарша подсунула Преловскому папку с бумагами.
— Та-ак, — иронически заговорил Преловский. — У вас, значит, неожиданно вспыхнул тиф.
— Да. Позавчера вечером, — подтвердила Ефросинья Тихоновна. — Двое мальчиков лежат с высокой температурой в изоляторе.
— И это утверждает мадам Ткачева, которую никто и нигде не утверждал в должности директора детского дома. — Преловский брезгливо поднял за уголок бумажку с заключением Елены Александровны. — А диагноз ставила доктор Первухина, жена
— Но врач всегда врач... — сдержанно заметила Елена Александровна. — И дети действительно больны. Мы уже объявили карантин в детском доме.
— А не кажется ли вам, что вы поспешили со своим заключением? Рекомендую пере-смотреть его... И как можно скорее... Тем более что срок отправки детей остается прежним.
Елена Александровна побледнела.
— Если вы мне не верите, — как можно спокойнее сказала она, — можете прислать любого специалиста... Вот хотя бы профессора Хазарова...
Ей вспомнилась эта фамилия потому, что до войны она слушала лекции профессора в мединституте, потом практиковалась у него в клинике. Хазаров, как большинство жителей города, не успел эвакуироваться, сейчас служил в городской инфекционной больнице и, кажется, был у немцев на хорошем счету.
— Вы знаете профессора Хазарова? — спросил Преловский.
— Немного... Я когда-то у него училась...
Преловский задумчиво побарабанил пальцами по столу, затем распорядился пригласить к нему профессора Хазарова.
«Карантин»
Второй день Шурка с Витолом находились в «карантине».
Он был устроен наспех в пионерской комнате, узкой и длинной, как ученический пенал. Из комнаты убрали все лишние вещи, завесили окно занавеской, принесли из спальни две железные койки, две тумбочки и повесили на двери устрашающую надпись: «Карантин».
Родьку воспитатели в «карантин» не поместили: сочли, что тот не выдержит положения мнимобольного, сорвется и убежит.
Шурка с Витолом в одном нижнем белье лежали под теплыми одеялами и томились без дела.
Время от времени в «карантин» заходили Таня с Еленой Александровной и в какой раз втолковывали ребятам, как они должны себя вести, чтобы детдомовцы поверили, что они действительно тифозные: лежать тихо, спокойно, громко не разговаривать, на кроватях не возиться, к окну не подходить и в форточку не выглядывать.
На третий день пребывания в «карантине», едва только тетя Лиза успела накормить «больных» завтраком, как к ним поспешно вошла Таня.
— Мальчики, по кроватям, — вполголоса приказала она, прислушиваясь к голосам за дверью. — Сейчас вас будет осматривать доктор из городской больницы, профессор Хазаров.
Она настороженно оглядела комнату, убрала в шкаф
— Хазаров?! — приподнимаясь, спросил Шурка. — Это который у немцев...
— Да, да, — кивнула Таня. — Его прислали сюда из городской управы.
— А чего нам делать? — осведомился Витол.
— Отвечать на вопросы, стонать, жаловаться... — Желая как-то подбодрить ребят, она растерянно улыбнулась. — Ну, мальчики, держитесь! Помните, что вы больные...
И Таня, в последний раз оглядев комнату, скрылась за дверью.
Вскоре в «карантин» вошла Елена Александровна и вслед за ней профессор Хазаров в белом халате. Профессор был высокий, чуть сутулый, с седыми клочковатыми бровями на хмуром, усталом лице, глаза прикрыты темными очками.
Елена Александровна показала ему карточки «больных».
Бегло просмотрев их, профессор попросил доктора оставить его наедине с ребятами. Елена Александровна вышла. Хазаров опустился на табуретку и пощупал у Шурки пульс.
— Ну-с, молодой человек, что болит?
— Ой, дяденька доктор, все болит! — застонал Шурка. — Жар, ломота в руках-ногах... Пить охота.
Хазаров достал из-под мышки у Шурки термометр.
— М-да! А температура всего лишь тридцать семь и три десятых. — Он понюхал термометр. — Чем под мышкой натирал? Чесноком или луком?
— Что вы, дяденька доктор! Это, наверное, градусник испортился. Вы у Витола проверьте... Он всю ночь бредил... Будто он уже в Германию попал и у него кровь выкачивают...
— Какую кровь? Зачем? — Профессор, приподняв очки, пристально вгляделся в лица мальчиков.
— А вы разве не знаете, зачем наших ребят в Германию... — с тоской вырвалось у Витола.
— Дяденька доктор! — вновь заговорил Шурка. — А я вас помню... Вы меня в больнице лечили, когда я скарлатиной болел. Я и Борьку вашего знаю... Вместе учились...
— Да, да, все может быть, — каким-то отсутствующим голосом ответил профессор.
— Борька мне еще книжку не вернул. Про разведчиков. Библиотечную. Вы скажите ему…
Вздрогнув, профессор опустил на глаза темные очки, тяжело поднялся с табуретки и направился к двери.
...В это время в дежурке в напряженном ожидании сидели Елена Александровна и Ефросинья Тихоновна. У двери, слегка приоткрыв ее и поглядывая в коридор, стояла Таня. Ей хорошо видна была лестница, ведущая со второго этажа, по которой вот-вот должен был спуститься профессор Хазаров. В конце коридора маячила фигура полицая Семенова, который пришел в детдом вместе с профессором.