Ночной обоз

Мусатов Алексей Иванович

— Ничего, — успокоила Таня. — Попробуем сделать так, чтобы он не мешал нам. — Она вытащила из корзины три бутылки самогона, выменянного на базаре на соль, и передала их Силантию и тете Лизе. — Действуйте, как договорились... Веселитесь, гуляйте.

— Да уж мы гульнем! — усмехнулся старик и, забрав самогон, вместе с тетей Лизой пробрался в сторожку.

Вскоре оттуда донеслось нестройное, сбивчивое пение подгулявших людей. Промерзший полицай настороженно вскинул голову.

Пение не прекращалось. Семенов наконец не выдержал и заглянул в сторожку.

Силантий, не жалея дров, жарко топил железную печурку, тетя Лиза жарила на сковородке картошку со свининой, на столике стояла початая бутылка самогонки.

— Богато живете, — покосился Семенов. — С чего это пирушку затеяли?

— А чего нам, малярам? — заплетающимся языком принялся объяснять Силантий. — Не все вашему брату шнапсом баловаться, в такой мороз и нам не грех по маленькой пропустить...

Семенов раскричался: в городе не положено никаких ночных гулянок, и он сейчас заберет их в комендатуру.

Но тепло, пышущее от печурки, соблазнительный запах жареной картошки со свининой и особенно бутылка с самогоном сделали свое дело, и вскоре полицай присоединился к пирушке.

Таня выглянула в форточку — Семенова на улице нет, пения из сторожки не слышно.

— Кажется, клюнуло... Угощается Семенов, — кивнула она Ефросинье Тихоновне.

— И что ты затеяла, Татьяна? Разве нам с таким бугаем справиться?

— Ребята помогут... Да и самогон свое дело сделает.

Часам к одиннадцати в сопровождении Родьки и Юрика в дежурку ввалились Шурка с Витолом.

— Больные вы наши! Герои! — обняла их Ефросинья Тихоновна. — Вырвались все-таки!

— Вас не заметили? Погони нет? — спросила Таня.

— Все в порядке, — ответил Шурка. — Как в палате стихло, мы раз-раз в форточку... А как здесь?

— Да вот сидим, ждем. Вскоре придется еще одну операцию провести. — Она рассказала про пирушку в сторожке у Силантия, про полицая Семенова. — Тетя Лиза должна сигнал подать.

Таня разбудила в спальне еще четырех ребят, привела их в дежурку и объяснила, что они должны будут делать.

Ожидание казалось бесконечным. Только около полуночи все собравшиеся в дежурке услышали через форточку, как тетя Лиза в сторожке тонким, пронзительным голосом запела: «А я млада-младешенька».

Таня поднялась.

— Это сигнал. Пошли, ребята!

Неслышно войдя в сторожку, они увидели, что Силантий обнимается с осоловевшим Семеновым. Не мешкая, Таня с ребятами накинули на голову полицая одеяло, свалили на пол и связали веревкой по рукам и ногам, в рот засунули тряпичный кляп.

Полицай дергался, мычал, но освободиться не мог.

—

Мычи, мычи, скотина безрогая... Кончилось твое холуйство! — в сердцах сплюнул Силантий. — Куда его теперь? В прорубь, что ли, сунуть?

— Нет, зачем же? — сказала Таня. — Партизаны его прихватят с собой... Вместо языка. — Она велела ребятам присматривать за связанным полицаем, а сама с дедом Силантием отправилась в лес встречать партизан.

Около часа ночи на противоположной стороне города, в районе льнозавода, занялось зарево, глухо защелкали выстрелы.

— Началось... Теперь уже скоро, — вслух подумала Таня, пробираясь вместе с Силантием по дну оврага в глубь леса.

Но сколько ни вглядывались вперед, ничего не заметили: ни людей, ни подвод. И только негромкий голос откуда-то сбоку заставил их замереть и остановиться.

— Тихо, ни с места!

Из-за кустов вынырнули два парня в белых маскировочных халатах с автоматами в руках. Бесшумно скользя на лыжах, они подъехали ближе.

Таня назвала себя.

Парни проводили ее к командиру группы, которая расположилась за поворотом оврага, в ельнике. Здесь же были и лошади, запряженные в широкие сани-розвальни, застланные сеном. Таня насчитала около двенадцати подвод.

— Наконец-то! — бросилась она к командиру группы. — Мы уже готовы... — И Таня доложила, что путь к дому свободен, полицай связан и лежит в сторожке.

— Это хорошо! — похвалил командир. — Значит, обойдемся без лишнего шума. — Он распорядился подогнать подводы поближе к детскому дому.

Партизаны и старшие детдомовцы вынесли из спален малышей, уложили в сани, прикрыли тулупами, сеном. С особой осторожностью уложили на сено больного Мишку Барсукова. Потом разместили на подводах старших ребят и воспитателей, все приготовленные вещи, не забыли прихватить и полицая Семенова.

Через полчаса погрузка была закончена. Командир приказал обозу трогаться в обратный путь.

— Куда мы теперь? — спросила Ефросинья Тихоновна, все еще не веря, что наконец-то кончились дни немыслимых бед и страданий, что ребят не увезут на чужбину, не лишат Родины.

— К своим едем, к своим, — сказал командир. — Пока у нас в лесу поживете, в лагере, а потом переправим вас в партизанский край, откроем детский дом.

Возчики погоняли лошадей. Повизгивая полозьями саней, обоз все дальше уходил в лесную глушь.