Ночные проповеди
Шрифт:
Он снова шмыгнул носом.
– Я и друг ему был. Много лет. Он мне помог организовать местное отделение «Анфаса». Понимаете, там немало ветеранов-католиков.
– Не понимаю, – сказал инспектор.
– Ну понимаете, мы же не детоубийцы. Фергюсон вздрогнул.
– Я не говорил, что вы – детоубийца!
– Я имею в виду, мы не даем применять к себе регенерацию тканей и прочую вашу биотехнику на стволовых клетках.
– А почему бы и нет?
– Они ж из эмбрионов.
– И?
– А это детоубийство.
Фергюсон даже моргнул
– Вы что, считаете, будто эмбрионы берут из мертвых детей?
– Нет, эмбрионы – это и есть дети!
– Ах, вот оно что! Я и представить не мог, что ваша братия до сих пор держится за такие нелепые… – Фергюсон вовремя опомнился и, откинувшись на спинку стула, поднял руку. – Я прошу прощения за непрофессиональное замечание. Свидетель вправе безо всякого ущерба для себя попросить о прекращении допроса и о замене допрашивающего офицера.
– Да я не обиделся. Дело ведь не только в том, что я католик. Есть и другие парни, и даже женщины, хоть их и немного, кто не слишком-то хочет связываться с регенерацией. Это сложно, это больно, и еще месяцы ходишь весь изувеченный.
Он постучал пальцем по скуле.
– Знаете, это же вовсе не маска. Ее не снять так запросто. Она соединена с нервами, мускулами, венами и всяким таким. Больше того, протез-то делается частью тела, и частью тебя, ну вроде того. В общем, мы так и остались с протезами, которые хоть и выглядят получше, чем у бедняг до нас, – но тоже ведь не то. А ведь у нас есть и бедолаги, кто вовсе без протезов по той или иной причине. Оттого и проблемы, как говорят, психологические и межличностные. Вот мы и собираемся, и разговариваем. Такие мы «анонимные мутиладос».
– Очень интересное и достойное занятие, – отметил инспектор. – Отец Мэрфи принимал в нем участие?
– Ну принимать не принимал. Он советовал, помогал с поиском помещения и благотворительными сборами. Всякое такое, как добрый самаритянин за сценой.
– Но члены вашей группы знали о помощи отца Мэрфи?
– Ну конечно! Я с самого начала сказал, что он помогает нам.
– Хорошо, теперь вернемся к нашей теме. Где и когда вы в последний раз видели отца Мэрфи?
– Да вы уже спрашивали! И то, что я вам говорил, – оно ж все об этом. В прошлую пятницу, то есть неделю назад, я заглянул к отцу Лайаму передать пакет – подарок от одного мутиладо. Он мне пакет передал накануне вечером, на встрече «Анфаса», чтоб я отнес.
– Значит, вы взяли чужой пакет и передали его?
– Ну да.
– Зачем?
– Как одолжение. Сэкономил человеку на пересылке и все такое.
– Вы знали, что было в пакете?
– Да, – Томас энергично кивнул. – Книга. Проповеди благословенного Бенедикта Шестнадцатого. Я видел, как Грэм – так зовут парня – совал книгу в конверт и запечатывал его.
Фергюсон не удержался и глянул искоса на Хатчинс.
– Конверт? – спросил инспектор. – Минуту назад вы сказали – пакет.
– А что, конверт – не пакет?
– Вы уверены, что именно в конверт, а не в другую упаковку –
– Точно в конверт – большой, с клейкой полоской.
– Значит, конверт – и в нем книга.
– Ну да, здоровенная толстая книга. Проповеди и лекции старины… то бишь прежнего папы. Грэм сказал, что нашел ее в букинистике, попросил передать нашему падре в подарок. Чтобы я, мол, сказал – а отец Лайам все поймет. Я так и сделал. Принес книгу в церковь – в дом на Истер-роуд, – передал нашему падре и говорю: «Это подарок от Грэма, парня из нашей группы. Он сказал – вы поймете». Отец Лайам улыбнулся и пригласил меня на чашку чая, а я – спасибо, мол, машину запарковал плохо, нужно бежать.
– На конверте было что-нибудь написано?
– Ну да, я имя отца Мэрфи нацарапал.
– Зачем? Вы же его сами собирались отвезти? Томас откинулся на спинку стула и улыбнулся.
– Если б вы видели мой дом, вы бы не спрашивали. У меня повсюду конверты валяются. Я по ним штуки всякие распихиваю, маленькие, большие. Я ж по почте дела веду, большей частью. Вот и не хотел, чтобы конверт перепутался с другими.
– Разумеется, вы не хотели, – подтвердил инспектор. – Кстати, а вы, случайно, не записали разговор с Грэмом? Может, ваши контактные видеолинзы или очки зафиксировали, как он клал книгу в пакет?
Томас покачал головой.
– Контакты мне не нужны. Записывать могу и так, оно встроено в эти штуки, – он постучал ногтем рядом с глазом. – Но вот в чем дело: я же говорил, «Анфас» – он вроде «Анонимных алкоголиков». У нас принято отключать все записывающее перед встречей. Никаких телефонов, клипфонов, контактов, искусственных глаз – совсем ничего. Это для нас очень важно. Доверие, понимаете.
– Конечно, доверие важно, – согласился Фергюсон. – Значит, мы можем полагаться только на ваши слова?
– Можете, – заверил Томас так, что стало ясно: на его слово и в самом деле можно полагаться.
«Хорошо бы», – подумал инспектор.
– А сейчас, мистер Томас, – сказал он вслух, – я хочу, чтобы вы как следует подумали, прежде чем отвечать на следующий вопрос. Сейчас офицер Хатчинс вам кое-что передаст.
Хатчинс нагнулась и подняла из-под своего кресла закрытый пластиковый прозрачный пакет с конвертом формата А3, найденным саперами. Томас повертел пакет в руках, рассмотрел с обеих сторон, затем вернул.
– Вы узнаете этот конверт? – спросил Фергюсон. – Пожалуйста, обдумайте свой ответ.
Вопреки предупреждению, Томас ответил без промедления:
– Ну да, это тот самый конверт, который я принес отцу Мэрфи. На нем видно, где углы книги его расперли. А спереди – имя моим почерком. – Он полез во внутренний карман висящей на стуле куртки и достал шариковую ручку. – Вот ей и писал. Можете чернила проверить, если захотите. И почерк мой тоже.
Фергюсон посмотрел на Хатчинс, потом на Полански. Обе сидели такие же обескураженные и озадаченные, как и сам инспектор.