Нона из Девятого дома

Мьюир Тэмсин

– Расскажи, что произошло.

Чести взял еще веточку ягод. Это была порции Красавчика Руби, но тот ничего не сказал.

– Я думал, что мое дело – спуститься в туннели и собирать всякую хрень с труб, но это оказались ребята с фургонами, – очень быстро заговорил Чести, – я сказал, что ну уж нет, я не буду грабить БТР, но они сказали, что хотят снять блоки кондиционеров с крыш грузовиков. Ну там, платы, охладитель и все такое. Они сказали, что, если сделать все правильно, никто ничего не заметит до следующего техосмотра, ну, решат, что прокладка прогорела или что-то в этом роде. Не знаю, один

старикан объяснял, но я ничего не понял. И я не должен был сам ничего делать, меня посадили бы на верхнюю опору с сеткой в руках, чтобы они могли поднять назад. Я высоты не боюсь.

Он обсосал одну веточку с ягодами и принялся их жевать. На таком близком расстоянии была видна слюна у него на губах, все сказали «фу» и отодвинулись, но потом придвинулись снова.

Чести заговорил снова, еще быстрее:

– Непыльная же работа, да? Они прыгают сверху туннеля, откручивают нужную хреновину, мы убегаем с сеткой и передаем добычу кому надо. Отличный тайминг.

Он посмотрел на неумолимую Табаско и сглотнул.

– Первые два раза прошли отлично. И они тогда такие, ну, давайте и третий раз, давайте третий, а главный говорит, что времени нет, но давайте займем позицию и, если что-то проедем, попробуем последний раз. Так что он занимает позицию, и мы тоже…

Он замолчал.

– Продолжай, – велел Утророжденный. Остальные, в том числе Табаско, зашикали на него. Даже Кевин. Чести их не поддержал. Только теперь он посмотрел в глаза Табаско.

– Потом мы услышали шум, – прошептал он, – я подумал, что это землетрясение, и чуть не обоссался. Почти. Я их всех видел внизу. Чуть не поджарился, пришлось раздеться, я всегда беру дополнительную термуху, как ты велишь, я же хороший мальчик, там жарко, как будто я рыба, которую в лодку вытащили. Мы были в масках, так что не задохнулись, даже я, они же профессионалы, но… но этот парень взял и прыгнул вниз. Я не знаю, чем он вообще думал, зачем. Чертов псих, вообще без головы, зачем он так…

Это звучало довольно бессвязно, и Нона не совсем поняла смысл, и у Чести вдруг как будто сдавило горло, и он замолчал, и никто не стал смеяться. Табаско подняла руку и погладила Чести по плечу. Это его успокоило, но он весь вспотел. От него пахло горячим зверьком.

– Мы подняли его, когда он подал сигнал. Вытащили сеть. – Чести заговорил спокойнее и размереннее: – Мы подняли, а у него ни хрена нет. Он говорит, пошли, уходим. Главный говорит, все в машину. И мы поднялись по трубам, дошли до машины, спрятали все, и я сел в машину. Сидел там с тем парнем, его босс был на рации, а парень ревел. Он взрослый же. Все говорил, что облажался, а босс спросил, кого мы бомбанули, а этот: «А я не знаю». И рассказал нам всю эту гребаную историю, говорит, он спустился, и это было реально сложно, прямо по вентиляционным трубам, чтобы достать кондей, охрененный, прямо как надо, а потом снял решетку и заглянул вниз в кузов, и сказал, что увидел…

Чести замолк. Дрожь пробежала по спине Ноны. Никто не поторопил Чести.

– Увидел людей без глаз.

– Да врет он, – неуверенно сказал Утророжденный.

Чести его проигнорировал.

– Он сказал, что у них глаза были сплошь белые. И что он двигался тихо, очень тихо, а эти люди… они все просто сидели… посмотрели

наверх этими белыми глазами… одновременно… они смотрели на него. Он все время это повторял. Все время говорил: «Они видели меня, видели меня».

Потом он сказал уже более нормальным голосом:

– Он сказал, что в него начали стрелять, и он просигналил, чтобы его забрали. Босс велел ему успокоиться, а потом водитель сказал, что за нами следят… и этот чувак рыдал и извинялся как безумный, говорил, что втянул нас в какое-то дерьмо, и одна из старых куриц сказала: «Выкидывайте мальчишку», и они остановили машину, и подъехали два больших грузовика с ополчением, и…

Мгновение Чести не мог говорить. Все сидели рядом, дыша в унисон. Нона старалась подстроиться под дыхание Табаско, которая подстраивалась под Чести и Красавчика Руби, под Утророжденного и даже под Кевина. Все собрались в тесный потный кружок.

А потом нормальным, даже грубым голосом Чести сказал:

– А потом я рванул оттуда и ударился головой об столб, и у меня, наверное, мозг поврежден, так что ведите себя со мной хорошо.

Все это поняли. Нона взяла пустую веточку от ягод и сунула ее в рот. Ей хотелось что-нибудь жевать. Не есть, а чувствовать жесткий волокнистый стебелек между зубами. Утророжденный вдруг сказал:

– Ты сказал, наверное, штук сорок плохих слов.

– Ой, блин, заткнись, – ответил Чести.

– Так нечестно, почему мне нельзя ругаться, а Чести можно.

– Заткнись, Утророжденный, – сказал Кевин.

И поскольку Кевин никогда никому не велел затыкаться, Утророжденный заткнулся. Но это было хорошо – это разрушило неприятную атмосферу.

Табаско положила руку на плечо Чести и спросила:

– Думаешь, они следят за тобой?

– Нет. Нет. Табаско, я же твой мальчик? Я хороший?

– Да, – мягко сказала Табаско, – ты мой мальчик. Я позабочусь о тебе.

Тут оказалось, что к ним подошла учительница, и они виновато подняли глаза, но она только улыбалась так, как улыбаются учителя, когда думают, что понимают, в чем дело, а на самом деле ничего не понимают.

– Групповое собрание, да? – мило спросила она. – Чести, держи брошюру о приютах.

Чести так испугался, что просто сказал:

– Да, мисс, спасибо, мисс.

– Ничего не бойтесь, – сказала учительница, – собирайтесь, перемена сейчас кончится. Нона, позвонишь в звонок? А Лапшу лучше привязать, наверное. Я хочу заняться книгами.

– Да, конечно. – Нона тут же вскочила, но ушла не сразу. Она снова присела на корточки, когда остальные стали подбирать обломки стеблей и раздавленные ягоды. Ягод было мало, не дураки же они.

– Я о тебе тоже позабочусь, Чести, – сказала она.

– Кому нужна твоя забота? – весело спросил Чести, вставая. – Ты же тупая как пробка.

Нона возмутилась, а Табаско спросила:

– Сколько машин было?

– Не знаю. Я не считал все, а тот чувак выбрал какую-то из середины. Больше десяти. Двадцать, может. Все огромные. Вот что я вам скажу. – Он отряхнул штаны и продолжил тяжелым тоном: – Я знаю, что это было. Я много с вами тусуюсь. Я знаю все приколы. Никто никогда не спрашивает мнения бедного старого Чести. А Чести бы ему сказал, что нечего даже пытаться обмануть чертов Конвой.