Нона из Девятого дома
Шрифт:
– Слишком близко, чтобы чувствовать себя спокойно, – прокомментировала она, – наверное, единичный выстрел.
Но он был не единичный, выстрелы все продолжались и продолжались. Отменили все занятия, вытерли ледяную воду, и учительница стала читать им выбранную голосованием книжку. В голосовании победили малыши, выбрав плохую сентиментальную историю о каких-то детях, которые пошли на пляж и там их никто не съел. «Еще один признак того, что день проклят», – печально подумала Нона. Хотя бы для нее школа уже почти закончилась.
Родители пробирались за детьми, хотя на паре улиц все еще шла
Камилла повела Нону домой окольным путем. Они остановились на улице, где стоял их дом, и Кэм нырнула в пекарню и вышла с теплым и, вероятно, радиоактивным бумажным пакетом с выпечкой, которая все время стояла под лампами пекарни. Нона спросила ее, откуда деньги.
– Неважно, – ответила Кэм.
Нона обиделась.
– Сказала бы честно, что украла, я же не возражаю.
– Я кое-что продала, – сказала Камилла.
Нону осенило дома, когда она, давясь, съела немного мясного рулета. Она старалась не жаловаться на это, а вместо этого долго пила воду, а потом сказала:
– Я сыта.
– Тогда подождем. Ты сегодня не ела белка, – ответила Камилла, и ей пришлось поесть. Она сняла мясо и съела начинку. Ее это бесило, но наконец-то все закончилось. Пока Кэм мыла посуду, она проверила секретный ящик и обнаружила, что сигареты пропали.
Когда Камилла вернулась и принялась задергивать плотные шторы, Нона сказала:
– Ты продала ее заначку, Пирра с ума сойдет.
– Справится. Начинай растяжку.
Это значило, что пришло время фехтования. Когда Нона со всей страстью сказала:
– Я ненавижу мечи, ты даже не учишь меня ими пользоваться, – эти данные просто оказались в блокноте, как будто даже ее жалобы годились только как материалы для исследования. Нона очень обиделась.
Но обида, как всегда, постепенно утихла и превратилась скорее в страдание. Пирра в тот вечер пришла поздно. Раньше после занятий с мечами и костями Нона могла провести жаркий вечер в гавани, чтобы искупаться, если на пляже никого не было, или выкопать палкой несколько моллюсков, если там были люди. Пешие прогулки ее утомляли, но она могла часами плавать в соленой воде, и ей всегда было мало. Это было приятно и давало чувство уединения. К сожалению, если бы она сейчас спросила у Камиллы, могут ли они пойти купаться, Кэм бы ответила: «А ты помнишь, что случилось в прошлый раз?» – и выиграла. В прошлый раз Камилла заболела и к тому же Нону подстрелили.
А было так: однажды после занятия с костями Паламед сказал, что она выглядит совсем измученной, и заставлял ее есть крекеры с маргарином, пока Нона не довела себя до истерики. В конце концов Паламеду пришлось пообещать ей целых двадцать минут купания, чтобы она сделала
– Скажи Кэм, что это такое лечение водой.
Камилла ответила, что он ей потакает, но Ноне было плевать. Она уже взяла полотенце, шлепки и старую рубашку, в которой обычно плавала, – много легче было бы пойти голой, но все остальные возражали. Кэм говорила, что это сделает ее мишенью для снайпера. Надев маски и шапки, они пошли на пляж в сумерках.
В тот вечер они проделали долгий путь, то есть шли не меньше получаса. Они всегда ходили разными путями, чтобы сбить с толку всех, кто мог заинтересоваться и попытаться за ними проследить. В тот раз они немного погуляли у городского кладбища. Бетонные надгробия выворотили, а все гробы выкопали, сложили в кучу и сожгли. Дым все еще висел у стен здания, и Нона задыхалась. Пирра сказала, что это обычное дело. Что для начала всегда сжигают все кости, не глядя, движутся они или нет.
К моменту, когда они добрались до пляжа, Нона совсем измучилась, но стоило ей оказаться в соленой воде, как она снова стала счастливой. Камилла никогда не заходила в воду вместе с ней. В гавани было слишком много медуз – красивых, прозрачных сверху и темно-синих по краям, и они совсем не боялись, подплывали близко и касались тебя. От их прикосновений у Ноны слегка покалывало кожу, но и все. Вот почему Нона всегда плавала в сумерках – Кэм говорила, что укус этой медузы убивает большинство людей в течение нескольких минут. Вода кишела ими, потому что гавань давно не функционировала и никто не чинил сети-барьеры.
Кэм пряталась у бетонных опор причала, где ее никто не видел, с потертой книгой в мягкой обложке. Дело было ранней весной, и темнело быстро. Фонари не горели, так что они взяли небольшой фонарик с собой. Когда Нона впервые попросила искупаться, они разрешили ей это сразу: она тогда еле могла объясниться, но так мечтала о воде, что сумела дать всем это понять. Чтобы обезопасить себя, Камилла подняла несколько камней и швыряла их в фонари, горевшие на пирсе. Громкий треск пластика и краткий резкий щелчок перегоревшего провода. Чинить фонари никто не стал. Времени было мало – вскоре после этого в небе появился синий свет.
В ту ночь был прилив. Нона тут же ушла вброд на мелководье, пробираясь между больших рябых камней и скользких комков водорослей, беспомощно плавающих в прибое. Вода скоро поднялась до бедер, рубашка надулась вокруг тела. Потом Нона нырнула в соленую воду, опустилась с головой и почувствовала, как огромная колыбель волны понесла ее вперед к пляжу. Нона чуть не плакала от облегчения – это было как сходить в туалет, когда тебе хочется, выпить воды, умирая от жажды, или услышать, как открывается дверь, когда тебе очень одиноко. Черная вода намочила кожу головы прямо сквозь косы, и уши заложило, потому что вода забила каналы. Пузыри поднимались вдоль лица, она смеялась, и из легких уходил кислород. Она выскочила на поверхность, волосы и рубашка плавали вокруг нее, и она лежала на воде, в темноте, избегая манящих желтых квадратов света от других фонарей, которые отражались на водной ряби.