Норманны в Сицилии

Шакк Адольф фон

 

Братья Готвили повернули тогда на юг, напали на местечко Бугано, разрушили дома и местных жителей обратили в рабство. Гюискар отослал их в Калабрию и принудил к тяжелым работам на полях, опустошенных почти постоянными войнами. Роберт убедился, что Палермо нельзя взять с суши, и поэтому счел нужным заготовить для этой цели корабли на калабрийском берегу. То обстоятельство, что Южная Италия была покорена далеко не полностью, а именно там и приходилось изыскивать средства для завоевания Сицилии, снова и снова заставляло его туда возвращаться. Он опять переправился с братом через пролив между Мессиной и Реджио. По-видимому, он рассчитывал на то, что раздоры между мусульманами будут им на руку, и не ошибся в своих ожиданиях.

В 1066 году Рожер возвратился в Сицилию, обосновался в городе Петралии, почти в центре острова, и укрепил

его башнями и высокими валами. Отсюда открывалась дорога на Гимеру, теперь Термини, и на Палермо. Кастро Джиованни и Джирдженти, куда он не раз доходил, были тоже теперь для него открыты. Неустанно использовал он эту новую, благоприятную для него ситуацию и обрушивался, как лавина, со своей конницей на врагов – так, что те в страхе бежали. Все более и более расширялась его экспансия на острове.

Палермитанцы за своими стенами уже не чувствовали себя в безопасности. Они собрались на совещание, чтобы обсудить, каким образом можно защитить город и не допустить того, чтобы с их башен сорвали знамена Пророка. Они решили – это было в 1068 году – попытать счастья в открытой битве и, когда услышали, что Рожер находится недалеко от города, вышли из городских ворот. В девяти милях от Палермо у Мигильмери они наткнулись на довольно значительное войско Рожера, и тотчас же началась битва. Поражение, которое Рожер нанес этой очень сильной мусульманской армии, было так сокрушительно, что, по свидетельству летописца, не осталось в живых ни одного мусульманина, чтобы принести весть об этом в Палермо. На поле битвы норманны нашли ящики с почтовыми голубями, которых мусульмане захватили с собой, чтобы тотчас же известить своих сограждан о победе. Норманны окрасили перья голубей кровью побежденных и пустили их на волю, и в городе тотчас узнали о роковом исходе битвы.

Гюискару между тем приходилось вести тяжелую борьбу и на континенте. Он должен был постоянно оставаться с войском в Апулии, чтобы удерживать за собой занятые укрепления. И все же его постоянные экспедиции на остров дали византийцам возможность снова отнять у него несколько важных пунктов. Так, Отранто и Бари снова попали к ним в руки, а именно эти приморские города были особенно необходимы Гюискару, ибо они доставляли ему корабли, без которых он не мог обойтись при завоевании острова. Вернуть себе оба утраченные города стало для него задачей первостепенной важности. В 1068 году он овладел Отранто и в том же году приступил к осаде города Бари, который давно уже был главным опорным пунктом византийцев в Италии. Завоевание этого города было делом очень нелегким, так как греков поддерживал флот, присланный из Константинополя, а Гюискар мог действовать только с суши. С величайшим напряжением сил после трехлетней(!) осады, ему удалось овладеть городом. Город сдался на милость победителя 16 апреля 1071 года.

Теперь Роберт мог помогать брату всеми своими силами и тотчас же отправился на остров, чтобы пустить в ход все средства для завоевания главнейших городов Сицилии. На этот раз с ними прибыл и значительный флот, состоявший главным образом из кораблей Бари, чтобы обложить Палермо и с моря. Но прежде Рожер осадил Катанью, которая сдалась ему через четыре дня. И братья двинулись на Палермо.

Палермо, после завоевания острова сарацинами, стал главным городом Сицилии и резиденцией сначала лонгобардских наместников, затем кельбидских эмиров. Город быстро разросся и стал очень многолюдным. Желанный Палермо… Перед норманнами на неизмеримом протяжении расходились извилистые улицы, перерезанные высокими стенами, отделявшими квартал от квартала. Над морем домов поднимались бесчисленные, крытые свинцом купола мечетей и стройные башни минаретов. Между ними виднелись увенчанные крестами церкви христиан, которым мусульмане позволяли жить среди них, не слишком обременяя их своими требованиями. С другой стороны Средиземное море льнуло своими темно-голубыми блестящими волнами к стенам того, теперь покинутого замка, в котором жили первые наместники. Высоко над крышами поднималась скалистая, в глубоких трещинах пирамида Тарантуловой горы, или Монте-Пелегрино, а рядом – заросший лесом вечно зеленых дубов горный склон, на котором впоследствии было выстроено аббатство Монреале. В долине Орето, реки, окружавшей город, в чащах апельсинов, лимонов, лавров, миртов стояли виллы богатых арабов, где в Центре выложенных мрамором бассейнов фонтаны развешивали в воздухе свои радужные струи.

Рожер подошел к Палермо сперва с восточной

стороны и занял для себя и для своего войска богатый дворец и окрестные виллы. Летописец Амат рассказывает, что даже второстепенные военачальники жили, как князья, среди прекрасно орошенных, богатых лучшими плодами садов – в каком-то земном раю. Граф прежде всего овладел крепостью святого Иоанна и там принял брата, который подошел с моря. Осада велась главным образом из этой крепости. Здесь оставался со своими апулийскими и калабрийскими воинами Гюискар, а Рожер занял позицию на той дороге, которая вела к Монреале. Братья с южной стороны обложили войсками третью часть всего города. С северо-восточной стороны норманны заблокировали гавань. Немногочисленный флот палермитанцев был оттеснен в бухту. Мусульмане часто делали вылазки, чтобы мешать осадным работам. В стычках с врагами, которые при этом происходили, они проявляли большую храбрость. При вылазках арабы часто оставляли городские ворота открытыми, как будто приглашая христиан войти в город. Однажды один из сарацинских воинов, который убил уже много норманнов, промчался в эти ворота, остановился там и с угрозами обратился к врагам. И тогда молодой нормандский рыцарь, родственник Готвилей, раздраженный его вызывающим поведением, пришпорил коня, бросился на него и пронзил его копьем. Но, когда он это сделал, арабы заперли за ним ворота и стали осыпать его стрелами. Но воин, очертя голову, прорвался сквозь густые ряды врагов и через другие ворота соединился со своими, которые уже считали его погибшим.

До начала зимы осаждавшие не достигли больших успехов. Значительная величина города делала очень трудным его завоевание. Поэтому Гюискар отправил послов к графу Ричарду Капуанскому, который обещал ему помощь против сарацин, с требованием, чтобы он теперь шел к нему на подмогу. Но тот, а он давно завистливо смотрел на успехи Гюискара, отказался исполнить свое обещание. Правда, сначала он предполагал послать Гюискару на помощь своего сына Иордана, с отрядом из 200 рыцарей, но потом раздумал и отозвал назад сына и его спутников, хотя те были уже почти на половине дороги. Братья Готвили убедились в том, что им придется полагаться только на свои собственные силы.

А в городе начался голод и появились инфекционные болезни, так как его улицы были почти сплошь покрыты непогребенными трупами павших в битвах. Норманны находили злобное наслаждение в том, что разбрасывали вдоль стен куски хлеба. Сарацины маленькими группами осмеливались выходить за ворота, чтобы подобрать эти драгоценные куски. На другой день норманны раскладывали эти куски немного подальше от городских стен. На третий день они раскидывали хлеб еще дальше, и сарацины в большем количестве, набравшись смелости, выходили из города, чтобы подобрать хлеб. Тогда норманны внезапно нападали на них и брали их в плен, чтобы продать потом в рабство.

Маленький флот арабов был усилен кораблями, которые смогли войти в гавань. Ободренные этим, палермитанцы решились напасть на враждебный флот. Гюискар отдал приказание подготовить норманнские суда к битве и, по свидетельству Амата, снарядил их так, что они напоминали морских драконов старых викингов. Палубы были покрыты кусками красного войлока, чтобы защищать корабли от стрел и камней. Гюискар понимал, как важно одержать победу в этой морской битве. Если бы они здесь потерпели поражение, то осада с суши не привела бы ни к чему, так как жители всегда имели бы возможность получать припасы с моря. Все христианские воины приняли причастие, взошли на суда и, как рассказывает Вильгельм Апулийский, смело вступили в битву, не страшась лязга боевых орудий и криков неверных. Сначала арабы храбро сопротивлялись, но затем дрогнули и обратились в бегство. Некоторые корабли были захвачены, другие пробиты насквозь. Однако, большинству из них удалось ускользнуть в гавань, которую заперли за ними цепью. Победители разорвали эту цепь, ворвались в бухту, захватили еще много кораблей, а остальные сожгли.

Положение арабов стало очень тяжелым. Теперь у них не было надежды отстоять город. Все городские улицы были покрыты ранеными и трупами. Свирепствовали голод и болезни. Впрочем, и в лагере норманнов тоже был ощутим недостаток в продовольствии. Даже за столом Гюискара не было вина, и Амат удивляется, как Сигильгайта, которая при дворе в Салерно всегда пила неразбавленное вино, теперь довольствовалась водой. Летописец менее удивляется такому стоицизму со стороны Гюискара, так как у него на родине, в Нормандии, виноградного вина не было.