Норманны в Сицилии
Шрифт:
По этой причине предводитель норманнов решил не откладывать штурма города и выработал с Рожером план нападения, в котором оба они должны были принять одинаковое участие. Построили четырнадцать больших лестниц, по которым можно было бы взобраться на высокие стены. Подготовка была закончена до рассвета того дня, когда должен был начаться общий штурм. Самая трудная задача предстояла Рожеру, который должен был напасть на город с юго-западной стороны. Гюискар сначала хотел только ждать, что и как удастся его брату. Он отдал ему под команду ядро своего войска, а сам выжидал момента, чтобы вмешаться в битву. С северо-востока должен был угрожать городу флот и, если это будет нужно, ворваться в гавань. Рано утром, в первый день января 1072 года, когда осада продолжалась уже почти пять месяцев, раздался боевой клич и шум приготовлений к штурму. Арабы, сознавая, что настал решительный час, не замедлили подняться на зубцы стен и усеяли их густыми рядами, чтобы защищать их, а осаждавшие стали пускать в них стрелы и метать камни. Внезапно отряд мусульманских воинов вырвался из ворот, бросился на нападавших и рассеял их. До сих пор в деле была только нормандская пехота; теперь двинулась конница и отбросила арабов в ворота с такой стремительностью, что почти сама ворвалась с ними в город. Но осажденные успели опустить решетку, которая закрывала вход, хотя многие из тех, которые принимали участие в вылазке, оставались еще за воротами и были потом изрублены
Гюискар и Рожер воспламеняли мужество воинов. Под вечер решено было возобновить попытку штурмовать стены. Арабы, как и прежде, были готовы защищаться и надеялись, что и на этот раз это им удастся. Но они не подумали о прикрытии городского квартала – Халессы. Это было слабое место. По сигналу Рожера, Гюискар с тремястами воинами проложил себе туда дорогу через сады. Быстро принесли и поставили лестницы, а немногих мусульман, которые защищали это место, легко одолели. Норманны через стены ворвались в Халессу, разбили ворота, и сам Гюискар этой дорогой проник в город. Эти ворота находились там, где теперь находится церковь Ла Гванчиа, на площади, которая и теперь называется площадью Победы. Тогда началась ожесточенная битва между нападавшими и палермитанцами, которая продолжалась до ночи. С обеих сторон было много убитых. Наконец арабы отступили в старый город, а норманны укрепились в Халессе. Рожер еще ночью пришел сюда на помощь брату с войском, так как положение Гюискара среди враждебного населения было в высшей степени опасным. На башнях поставили караулы и христиане должны были готовиться к новой атаке, так как большая часть Палермо еще не была занята ими. Высокие стены, которые отделяли квартал от квартала, затрудняли овладение городом. Однако лишения осады сломили мужество арабов. Хотя самые решительные из них и хотели еще сопротивляться, но они остались в меньшинстве. Еще ночью после штурма послали к норманнам послов с изъявлением готовности сдаться и выдать заложников.
Два начальника города, которые руководили его делами, явились к Рожеру с другими нотаблями, чтобы подробнее уговориться о сдаче крепости. Договор был заключен. Граф овладел старым городом, сделал в сопровождении свиты объезд его улиц, разместил в важнейших пунктах гарнизоны и вернулся.
Теперь первым делом было вернуть этот город христианскому миру. Роберт со своею женою Сигильгайтой, с сыном, с зятем Гвидоном, с Рожером и другими спутниками в торжественной процессии отправился в большой собор, превращенный арабами в мечеть. У главных дверей собора все с выражением глубокого благоговения, а некоторые со слезами на глазах сошли с коней. Исламские символы, которые, главным образом, состояли из изречений Корана, насколько это возможно, были тотчас удалены. Архиепископ, грек Никодим, который до сих пор совершал богослужение в маленькой церкви святого Кириака, снова по всей форме освятил молитвенный дом. То, что в нем было присуще мусульманскому культу, например, мимбар, кафедра, или михраб, ниша для молитвы, которая указывала направление к Мекке, было тотчас же уничтожено или переделано. Впоследствии это здание было значительно перестроено, но главные стены в нынешнем соборе остались от прежнего. Амат говорит, что во время освящения собора некоторые благочестивые люди слышали в нем пение ангелов, которые пели «осанна», и что храм при свете истинной веры сиял яснее, чем все другие храмы в мире.
Летописцы по-разному пишут о тех условиях, на которых состоялась сдача города. Достоверно известно, однако, что за мусульманами были сохранены свобода совести, личная безопасность, неприкосновенность собственности и право суда по собственным законам. И большой заслугой норманнов явилось то, что они не нарушили этих условий, в противоположность вероломному поведению Фердинанда и Изабеллы по отношению к маврам Гренады.
Хотя со взятием главного города далеко еще не был покорен весь остров, но теперь едва ли можно было сомневаться в том, что в конце концов он достанется христианам. Завоеванную территорию братья Готвили разделили между собой так, что Роберту достались Палермо, Мессина и Валь Демоне (на севере острова), а Рожер получил остальные, как уже завоеванные, так и должные быть завоеванными области. К этому было присоединено еще то условие, что только половина всего этого будет принадлежать ему, другая же должна быть разделена между его племянником Серлоном и родственником Готвилей, Арисготто Поццуоли.
Рожер тотчас же двинулся в путь, чтобы подчинить себе предоставленные ему, но еще не завоеванные окрестные местности. Роберт остался в Палермо.
Город во время осады сильно пострадал, и новому правителю предстояло, насколько возможно, исправить, что нужно, и привести дела в порядок. Мечети отчасти были отданы христианам, отчасти остались в руках мухаммедан. На улицах и площадях раздавались как звон церковных колоколов, так и пение муэдзинов. Замок сарацинских эмиров, который находился недалеко от главной мечети и был соединен с ней крытым переходом, по-видимому, тотчас же по завоевании стал резиденцией братьев Готвилей. Там же жили и позднейшие нормандские правители. Замок этот ныне называется Палаццо Реале.
Приблизительно в это же время произошло одно печальное событие – внезапная гибель Серлона, племянника Роберта и Рожера, ставшего жертвой предательского убийства. Серлон находился в Черами, в качестве предводителя христианского войска, которое там стояло. Ему было поручено наблюдать за Кастро Джиованни, который все еще оставался в руках арабов. Человек богатырской силы и смелости, Серлон был в глазах арабов самым опасным из их врагов. Но поскольку они не могли овладеть им силой, пустились на хитрость. Один сарацин из Энны – его имя известно нам только в искаженной христианскими летописцами форме «Брахен», – взялся привести в исполнение этот предательский замысел. Он послал сказать Серлону, что преклоняется перед его мужеством и отвагой и очень хотел бы познакомиться с ним лично. Серлон, по свойственной ему доверчивости, не подозревал ничего дурного. Он пригласил Брахена в Мерами. Тот принял приглашение и явился туда с богатыми подарками. Он слишком хорошо знал благородство Серлона… Племянник графа принял его очень дружелюбно и подал ему руку, а Брахен, раскладывая перед ним подарки, рассыпался в уверениях, что он будет счастлив, если заслужит дружбу такого благородного рыцаря. Серлон отвечал на это такими же сердечными словами и приказал дать спутникам сарацина такие же ценные подарки. Так между ними был заключен союз дружбы. Через несколько дней Серлон получил от Брахена письмо, в котором последний извещал его о том, что сарацины в определенный день намерены предпринять экспедицию в ту местность, где он обыкновенно
Известие о смерти храбрейшего из норманнов вызвало среди христиан огорчение и скорбь. Когда Рожер, который был более мягкого нрава, горько плакал об убитом племяннике, Гюискар сказал ему: «Слезы приличны женщинам, мужчина должен мстить». Но все-таки нельзя было и думать о штурме мощно укрепленного, с многочисленным гарнизоном Кастро Джиованни, чтобы там совершить эту месть.
Чтобы вполне контролировать многочисленное население Палермо и защитить его от каких-нибудь новых нападений со стороны сарацин, Гюискар позаботился как следует укрепить город. Он построил Касср – крепость, которая дала имя главной улице современного Палермо, Кассаро, – и обеспечил гарнизон всем необходимым. Правителем этого города, которому он дал арабский титул эмира, он назначил одного из своих рыцарей. Под властью Рожера, как мы уже сказали, до сих пор была только другая часть Сицилии. Гюискар отплыл в Апулию, но взял с собой, в качестве заложников, сыновей арабских вельмож города. Он не забыл захватить с собой также трофеи: роскошные ковры, изготовленные в сарацинских мастерских, золотые сосуды. Все это он раздарил в Апулии и Калабрии. После огромных успехов Гюискара в Сицилии, сопротивление ему в Нижней Италии стало мало по малу ослабевать. Но город Траин пришлось покорять силой. Независимые до сих пор вельможи не могли привыкнуть к мысли быть вассалами норманнского предводителя, которому папа дал титул герцога. Между ними началось сильное волнение, когда Гюискар отдавал свою дочь замуж за маркграфа Эсте и требовал, чтобы его ленники собрали ей приданое. Однако норманн без особого труда справился с этими баронами. Гораздо труднее ему было уладить свои дела с папой. До сих пор Григорий очень благосклонно относился к нормандскому герцогу и напутствовал своими благословениями его завоевания в Сицилии. Но Роберт, которого последние успехи сделали надменным, позволил себе напасть на границы церковной области. Стремясь к тому, чтобы объединить под своей властью всю Нижнюю Италию, он уже вынудил к покорности большинство независимых государств Кампании. Теперь он воспользовался случаем, чтобы захватить себе и Салерно, к чему он так давно стремился. Амальфи отдался ему под защиту, что и вовлекло его в очень бурные пререкания с его зятем Гизульфом князем Салернским. Решив изгнать его из Салерно, Гюискар с войском приступил к главному городу и осаждал его в течение семи месяцев. Наконец Гизульф сдал свою крепость и княжество тестю и должен был считать для себя счастьем, что последний не отправил его, как пленника, в Палермо.
Первоначальный протекторат Роберта Гюискара над Амальфи скоро превратился в действительную верховную власть. Тогда смелый норманн напал на Беневент, благодаря чему вошел в непосредственное соприкосновение с папой и подвергся отлучению от церкви. А брат Гюискара, Рожер, граф Сицилийский, напротив, думал, что он должен показать папе свою покорность. И граф Аверсы Ричард, который прежде причинял святому отцу столько хлопот, когда он тяжело захворал, хотел показать себя верным сыном церкви и поэтому возвратил Григорию VII все свои, отнятые у папы владения. На сторону папы перешел и Гизульф, когда он лишился Салерно.
Когда же Ричард, граф Аверсанский, в 1078 году умер и ему наследовал сын его, Иордан, папа Григорий тотчас отправился к нему в Капую, чтобы приобрести в нем надежного союзника против Роберта Гюискара. Иордан тотчас же вступил в борьбу с Робертом, который ему приходился дядей. Он двинулся к Беневенту, чтобы защищать этот город и заставил Гюискара отступить. Тогда и бароны Апулии снова поднялись против того, кого они вынуждены были признать своим герцогом. Их восстание грозило охватить всю Южную Италию. Таким образом Гюискар, оказался в крайне сложном положении. Ему понадобилось два года, чтобы снова подчинить себе мятежных баронов. Но это далеко еще не устраняло с его дороги всех затруднений. Папа все еще был во вражде с ним, и он, пока у него был такой противник, не мог рассчитывать на то, чтобы утвердить свою власть в Апулии. Но ему в высшей степени было на руку то, что именно в этот момент разлад Григория VII с императором Генрихом IV достиг своего апогея и что Иордан Капуанский, разойдясь с папой, снова сблизился с ним. Григорий, теснимый врагами с севера и юга, по необходимости должен был примириться, по крайней мере, хотя бы с одним из них. Он принял решение снять с Гюискара наложенное на него отлучение от церкви. По его поручению аббат Монтекассино, Дезидерий, отправился к Роберту и снова торжественно принял его в лоно церкви. Так обоюдная вражда перешла в дружественные отношения. В июне 1078 года в Чепрано, на границе между церковной областью и владениями норманнов, состоялась встреча между Григорием и Гюискаром. Последний признал папу своим сюзереном, обещал ему защищать его область от всяких нападений и за владения, данные ему в лен, вносить папе определенную подать. А Григорий VII снова признал его герцогом Апулии, Калабрии и Сицилии и заранее предоставил ему власть над Салерно и Амальфи.
Гюискар был тогда на вершине своего могущества и счастья. Считали, что между ним и папой Григорием состоялось соглашение, в силу которого папа должен был возложить на него в Риме императорскую корону. Конечно, у смелого норманна было для этого достаточно честолюбия. Но обстоятельства сложились так, что ему пришлось перенести центр тяжести своих интересов. Помолвка его дочери, Елены, с наследником престола императора Михаила VII, принцем Константином Дукой, вовлекла его в византийские смуты. Он строил обширные планы, так как этой свадьбой хотел удержать императорскую корону в своей семье. Но, прежде чем он мог осуществить свой замысел, трон Михаила рухнул. Среди дунайских народов вспыхнул мятеж, и мятежники угрожали Константинополю. Почти вся Малая Азия была завоевана сельджуками. Появилось много претендентов на трон. Один из них, Никифор Ботониат, овладел столицей, захватил в плен Михаила и его сына и заточил их вместе с женой последнего, дочерью Гюискара, Еленой, в монастырь. Предводитель норманнов тотчас же приступил к масштабным приготовлениям для похода на восток, чтобы низложить узурпатора престола. Конечно, при этом он мало думал о том, чтобы вернуть корону жалкому Михаилу. Он хотел освободить свою дочь и воссесть на императорский трон Комненов. Папа обещал ему свою помощь в затеянном им походе и отлучил Ботониата от церкви.