Нортенгерское аббатство (пер. В.Литвинец)
Шрифт:
– Умоляю, мистер Торп, остановите. Я не могу ехать дальше. Я не поеду! Я должна видеть мисс Тилни.
Однако Джон лишь засмеялся, причмокнул, гикнул, что-то пробормотал и покатил дальше. Кэтрин, злая и раздосадованная, не имела возможности выйти из пролетки, поэтому ей пришлось смириться. И все же, горечь обиды, выплеснутая на попутчика, не осталась безответной.
– Как вы могли так жестоко меня обмануть, мистер Торп? Как вы могли утверждать, что видели их в экипаже на Лэнсдаун-роуд? Если б я только знала раньше! Должно быть, они сочтут меня грубиянкой и нахалкой – ведь я проехала мимо и не сказала ни слова! Вы представить себе не можете, как вы меня разозлили. Не хочу я ни в Клифтон, ни куда еще. Я бы в тысячу раз лучше сошла и вернулась
Всю эту гневную тираду Торп выслушал с завидным хладнокровием и, в конце концов, стал заверять девушку, что никогда раньше в своей жизни не встречал такого сходства между людьми. Поездка, даже после того, как поток упреков иссяк, уже не казалась слишком приятной. Досада Кэтрин немного улеглась. Она рассеянно слушала болтовню молодого человека, отвечала односложно, а порой невпопад. Блэз-Кастл оставался, пожалуй, единственным ее утешением во всей этой неприятной истории, и она с нетерпением поглядывала вперед. И все же горечь от несостоявшейся прогулки, и особенно мысли о том, что теперь о ней подумают Тилни, не давала ей покоя, и она с радостью все отдала бы за то, чтоб время вернулось назад, все удовольствия, что сулил осмотр старинного замка: неторопливые прогулки по нескончаемым анфиладам величественных залов, в которых еще сохранились остатки восхитительной мебели, уцелевшие вопреки долгому запустению; вынужденные остановки в узких, продуваемых насквозь галереях, когда на пути неожиданно возникает низкая решетчатая дверь или когда вдруг невесть откуда взявшийся порыв ветра задувает их лампу – их единственную лампу – и оставляет всех в непроглядной темноте… Тем временем они безо всяких приключений добрались до окрестностей городка Киншем, когда до них донеслось громкое «Эй» Морланда, ехавшего позади. Джон остановился, чтобы выяснить, в чем дело.
– Торп, лучше бы нам вернуться, – произнес Джеймс. – Уже слишком поздно. И твоя сестра со мной согласна. Мы выехали с Пултни-стрит ровно час назад и прошли чуть больше семи миль, а впереди еще добрых восемь. Так не пойдет, сегодня уже слишком поздно. Лучше бы нам отложить эту поездку на другой раз и повернуть к дому.
– Мне все равно, – огрызнулся Торп и немедленно повернул лошадь в обратную сторону. Уже по дороге домой он зло бросил Кэтрин:
– Если б у вашего брата вместо этой ч… скотины была нормальная лошадь, мы всюду бы легко успели. Я мог бы доехать до Клифтона за час. Морланд просто дурак, что до сих пор не обзавелся собственным экипажем и лошадью.
– Вовсе нет, – отреагировала Кэтрин. – А не заводит он их потому, что не может себе это позволить.
– С чего бы это?
– Потому что у него мало денег.
– И кто виноват?
– Никто, насколько я понимаю.
В ответ Торп громко пробурчал, что «жадность – ч… крайне неприятная штука» и что если уж те, кто купается в деньгах не могут себе этого позволить, то кто же тогда может. Мисс Морланд просто не нашла в себе достаточно сил, чтобы ответить на эту грубость. Разочарованная в утешении, которое должно было ее успокоить после предыдущего сильнейшего разочарования, она решила, что раз спутник ее не слишком-то любезен, то и она не обязана быть таковой, поэтому они вернулись на Пултни-стрит, едва перебросившись дюжиной слов за всю дорогу.
Когда Кэтрин вошла в дом, привратник сообщил ей, что пару минут спустя после ее отъезда к ней приходил молодой человек в сопровождении леди. Швейцар доложил им, что та уехала с мистером Торпом. Девушка спросила, не передавали ли им записки, и, получив отрицательный ответ, поискала собственную карточку, но не нашла, и оба они удалились. С сердцем, обливавшемся кровью, Кэтрин медленно взобралась вверх по лестнице, где была встречена мистером Алленом; когда тот услышал о причине их столь поспешного возвращения, он произнес:
– Приятно, что у твоего брата достаточно здравомыслия. Я рад, что вы вернулись. Весь ваш маршрут казался каким-то странным и диким.
Вечер они все провели в
– Как мне жаль тех бедняжек, что отправились туда сегодня! Как я рада, что я не пошла! Интересно, много там нынче народу? Танцы еще не начались. Ни за что не хотела бы я там оказаться! Так приятно провести вечер в тишине и покое. Уверена, что бал будет не хорош. Я знаю, Митчеллы тоже не пошли. Мне так жаль тех несчастных созданий, что сейчас там! Но, я вижу, вы, мистер Морланд, умираете, как туда хотите? Уверена, это так. Что ж, мы никого здесь не держим. Нам и без вас будет весело. Вы, мужчины, так много о себе мните!
Кэтрин готова была наброситься на Изабеллу и обвинить ее в выклянчивании нежностей и сочувствия в благодарность за тот сомнительный уют и покой, что она предлагала, как вдруг услышала ее тихий шепот:
– Ну, не будь же такой мрачной, дорогая. Ты разбиваешь мне сердце. Конечно, это ужасно, но Тилни сами во всем виноваты. Где была их пунктуальность? Конечно, грязь стояла жуткая, но что с того? Уверена, что ни Джон, ни я не обратили бы на это никакого внимания. Меня ничто не остановит, если это ради друга – такой у меня принцип. И Джон так думает, он вообще такой горячий!..
Оставим же теперь нашу героиню в ее тревожной и бессонной ночи – таков уж удел настоящих героев; покинем ее, лежащую на подушке, полной шипов и колючек и мокрой от слез. Пожелаем ей удачи и хотя бы одной спокойной ночи в предстоящие три месяца.
Глава 12
– Миссис Аллен, – обратилась к ней Кэтрин на следующее утро, – как вы думаете, будет ли это прилично, если я сегодня зайду к мисс Тилни? Я не успокоюсь, пока все ей не объясню.
– Разумеется, пойди, дорогая. Только надень белое платье – мисс Тилни всегда ходит в белом.
Кэтрин радостно принялась за сборы, и, когда те закончились, она горела от нетерпения поскорее оказаться в бювете, чтобы узнать номер дома генерала Тилни; ей казалось, это где-то на Милсом-стрит, но точно она не знала, а туманные заверения миссис Аллен в ее правоте добавили еще больше сомнений. Девушку все же отправили на Милсом-стрит, и, держа в руках точный адрес, она с гулко бьющимся сердцем спешила вперед навстречу мисс Тилни, чтобы все объяснить и получить прощение. Быстро пробежав мимо церкви, она предусмотрительно отвернулась в сторону, дабы избежать встречи с ненаглядной Изабеллой, которая в это время вместе с остальным семейством делала покупки по соседству. Без всяких задержек Кэтрин подошла к нужному дому, еще раз сверила номер, постучала и спросила мисс Тилни. Дворецкий думал, что молодая леди сейчас дома, но он не был уверен, поэтому попросил у гостьи ее карточку и отправился на поиски барышни. Спустя несколько минут он вернулся и, как-то неуверенно отводя взгляд, сообщил, что ошибался и мисс Тилни уже куда-то вышла. Униженная и раскрасневшаяся, Кэтрин ушла. Она твердо знала, что мисс Тилни дома, но она настолько оскорблена, что не может ее принять. Выйдя на мостовую, мисс Морланд не сдержалась и бросила быстрый взгляд на окна гостиной, но там никто не появился. Пройдя еще немного, она вновь обернулась и увидела, нет, не в окне, а на пороге дома свою приятельницу. С ней шел джентльмен, в котором Кэтрин узнала ее отца. Они направлялись в сторону Эдгарс-Билдингс. Подавленная, девушка пошла своей дорогой. Она почти злилась от такой жестокой неучтивости, и лишь осознание собственной невежливости сдерживало нарастающее раздражение. Кэтрин не знала, как следовало рассматривать оскорбление, нанесенное ей, с точки зрения этикета, насколько непреклонной следует ей теперь стать и что в таких случаях обычно предпринимают в ответ.