Ностальгия
Шрифт:
Я оставляю отделение на Трака. Уединяюсь в дальнем уголке холла, за кадками с широколистыми растениями, и достаю трофейный коммуникатор.
— Слушаю, офицер. — я смотрю на напряженное лицо своей бывшей — Лоры. Она явно не может понять, кто с ней говорит.
— Лора, это Ивен, — говорю я, — Как у вас дела? Никто не пострадал?
— Ивен? — она облегченно вздыхает, — Я тебя не узнала. Ты меня напугал. Ты что, снова в армии?
— В Корпусе, Лора. В Корпусе. Так у вас все в порядке?
— Ой,
— Были обстоятельства, теперь все хорошо. Деньги переведу в ближайшее время, — говорю я. Тема денег на содержание дочери для моей бывшей — больная тема. Сколько бы я ей не высылал, ей всегда мало, — Ты не можешь позвать Мари?
— Сейчас позову, — она мнется, кусает губы. Добавляет нерешительно, — Ты поосторожнее там, ладно?
Сказать, что я удивлен — ничего не сказать. Отношения между мной и моей бывшей женой трудно назвать теплыми. Все, что было когда-то между нами (а было ли?), давно растворилось под напором ежедневной суеты. Хочу сказать какую-нибудь резкость на тему того, что если меня убьют, Корпус выплатит пособие на содержание Мари, и что волноваться за мою платежеспособность не надо. И тут же мне становится стыдно за дичь, что лезет в голову — человек, может быть, от души беспокоится за меня, все же не чужие, а я думаю про нее черт знает что.
— Ладно, — отвечаю я, — Ты тоже береги себя. Передавай привет своему Генри. У меня времени мало, зови Мари.
— Сейчас. Удачи тебе… — она исчезает.
Пару минут сижу и разглядываю в кадре потолок ее квартиры.
— Привет, па! — изображение дергается и фокусируется на веселой мордашке дочери.
— Привет, солнышко! Опять перекрасила волосы?
— Фу, папа… Мне уже пятнадцать — ты не забыл? Я уже большая!
— Да уж вижу. Поди, и мальчика себе уже завела?
— А чего? У всех есть, пусть и у меня будет! Не хуже, чем у других! У него отец — шишка в “Дюпоне”, между прочим!
— Класс! — говорю я, — А его счет в банке проверяла? Мужики такие лгуны, так и норовят пустить пыль в глаза. А у самих — карманы дырявые!
Мы смеемся. Мари здорово подтянулась за полгода, что мы не виделись. Настоящая женщина. Даже не знаю, что ей сказать. Вот так скучаешь по человеку, а увидишь — и сказать-то нечего. Остается глупо улыбаться да натужно вспоминать какие-нибудь новости.
— Не грузись, па. Все нормально у нас. Ты сам-то как? Говорили, тебя фараоны упекли.
— Солнце, что за выражение!
— Ой, да ладно, па…
— Мари, ты уже не пацанка в песочнице. Ты красивая молодая женщина. Веди себя соответственно.
— Ладно,
— Да, котенок. Так вышло. У меня все хорошо. Знаешь, я тоже соскучился. Даже не знаю, о чем говорить-то с тобой. Большая ты стала. Взрослая совсем…
— А ты не можешь ко мне вырваться? — с надеждой спрашивает меня дочь, — Я тебя с Вацлавом познакомлю. Он клевый, честно!
— Нет, котенок. Ты же видишь, что творится. А с Вацлавом — в другой раз. Будет приставать — скажи, что папа у тебя в Морской пехоте. Придет и оторвет все лишнее.
— Ух ты! Ты морпех? Отпад! Па, а это вы черных уделали?! Круто вы их!
— Все, котенок, мне пора, — меня слегка коробит от того, как легко моя дочь говорит о смерти десятков человек, я воровато оглядываюсь — нет ли начальства, — Я и так заболтался… Я просто увидеть тебя хотел. И не болтай там попусту. Я люблю тебя, милая.
— Па, я тоже тебя люблю! Па, ты отпросись ко мне, ладно? — она шмыгает носом совсем по-детски. Слезы у нее лежат недалеко, как у матери.
— Я постараюсь, милая. Пока!
— Пока! — Мари шлет мне воздушный поцелуй.
Несколько минут я тихо сижу, зажав коммуникатор между колен. Что ж я за перекати-поле такое? Моя крошка Мари стала просто леди. Скоро выскочит замуж, а я так и буду представлять ее карапузом, что любил прыгать на моих коленях и задавать глупые вопросы.
Номер Ники долго не отвечает. Я сам не знаю, зачем звоню. Может быть, чтобы просто успокоить свою совесть? Наконец, когда я уже отчаялся дозвониться, мужское лицо появляется в кадре.
— Да, офицер? — говорит импозантная короткая бородка.
Я недоуменно смотрю на незнакомого человека. Панель коммуникатора подтверждает правильность соединения.
— Нику Шкловски, пожалуйста, — говорю я, когда вежливое ожидание собеседника становится невыносимым.
— Офицер, я юрист. Зачем вам понадобилась госпожа Шкловски?
“Вот гнида!” — думаю я. Не могла она нормального мужика подцепить, не этого слизняка?
— Послушайте, юрист, вас не учили в детстве, что отвечать на звонок чужого коммуникатора невежливо? — интересуюсь я неприязненно. С чего бы это мне растекаться перед этим козлом в любезности?
— Ваш звонок носит официальный характер? — никак не сдается бородка. Бумажная сила закона впаяна в него насмерть, она заменяет таким, как он, подкожный жир. Меня прикалывает его уверенность в силе печатного слова. Уж я-то знаю цену этим параграфам. Сутки назад мы навылет прострелили сразу десяток статей.
— Дай мне Нику, и быстро. Не заставляй меня приехать и отбить тебе внутренности.
Не дожидаясь, пока лицо адвокатишки примет официально-безразличное выражение, добавляю негромким “сержантским” говорком: