Ностальгия
Шрифт:
— Зато паразитов не будет, — глупо хихикает Гот, наподдавая ногой по дымящейся головешке.
— Заткнись, салага, — одергивает его Крамер.
Среди дыма бродят саперы. Они сверлят длинными бурами шпуры, закладывают в стволы заряды, взрывают их, и утаскивают обломки куда-то в сторону, зацепив их тросом за гусеничный тягач. “Берегись!” — то и дело раздается в эфире на общей частоте, и зачумленные, обгаженные джунглями и обильно припорошенные пеплом фигуры морпехов лениво подают в сторону, отдавая дань инструкциям и чтобы не подставлять саперов. “БОМ” — летят щепки
Я думаю, о том, что мы тут всего второй день, и как все за этот день изменилось. Только вчера была высадка, и мы перли вперед, как лавина с гор. А сейчас я чувствую себя так, словно год тут провел. И весь этот бедлам устроила крохотная кучка партизан. С нашей помощью. За паршивых десять минут мы изгадили все вокруг, вывалили в белый свет тонны дорогущих боеприпасов, и все это — ради случайно убитых пацанов в брезентовых ветровках. Какого же хрена мы будем делать, если на нас насядут по-настоящему? Взорвем планету?
Где— то слева и впереди размеренно хлопает автоматический миномет. Раз за разом, словно метроном. “Пам-ш-ш-ш-ш-ш-пу!” -распускаются позади нас над лесом белые облачка. Это командование расщедрилось на датчики. Теперь ими засеют километр-полтора, не меньше, джунглей на подходах к лагерю. Поздновато схватились.
— Трюдо, — говорит взводный.
— Сэр, — отвечаю я устало. Убил бы сейчас этого пижона. Хорошо хоть, в боевой обстановке честь можно не отдавать.
— Докладывайте, Трюдо, — лейтенант оглядывает моих лосей оценивающим взглядом. Конечно, спору нет, они могли бы быть и почище. Уж слишком не по-уставному они выглядят. Сам взводный, как всегда, чист и подтянут. Белая кость. Высшая офицерская школа Корпуса торчит у него из всех щелей.
— Сэр, патрулирование окончено. Признаков противника на маршруте не обнаружено. Датчики слежения выставлены. На обратном пути имели столкновение с противником. Уничтожена диверсионная группа численностью шесть единиц. Потерь, больных, раненых нет. Имущество, оружие, амуниция в исправности. Командир патруля — сержант Трюдо, сэр!
— Понятно. Личному составу действовать по распорядку.
— Есть, сэр! Отделение — в расположение. Трак, веди.
Пригибая головы, “Лоси” шлепают по траншее к нашему “дому”.
— Трюдо, у вас что-то еще? — интересуется взводный.
— Так точно, лейтенант, сэр!
— Ну?
“Баранки гну, деревня” — хочется сказать мне этому туповатому выскочке, но вместо этого говорю:
— Сэр, сержант заявляет, что его проблемы личного свойства — это его проблемы, сэр.
— Как интересно, Француз! — взводный начинает собирать свой пистолет, разложенный на куске брезента, — А что же ты раньше думал? Когда конец свой совал куда попало?
Это выходит за рамки. Да пускай меня расстреляют, плевать. Выходит, не ошибся Трак? Ай да солдатский телеграф!
— Что, лейтенант, добился своего, да? — он удивленно поднимает глаза. Так с ним еще не говорили, — Я у тебя заноза в заднице, да? И не я тому виной, пижонство все твое, резьба поганая! Только левая у тебя резьба, дружок. Неправильная. Так в Корпусе жопу не рвут. Я такой морпех, каким
Взводный шумно дышит, раздувая ноздри. Сопляк. Хочет “смирно” мне скомандовать, да только я не из таких, я и так “смирно” стою, не подкопаешься. И броню отключил — не хрена особистам лишний повод для шантажа давать.
— Значит так вот, Француз? Идешь “ва-банк”? — наконец, выдавливает он.
— Так точно. Именно так, Лось, — я делаю ударение на ехидном “Лось”, — И тебе я не завидую. Война на дворе, а я вроде герой сегодня, как такого за амурные дела накажешь? Взвод тебя не поддержит, лейтенант. Знаешь, что бывает, когда взвод в поддержке отказывает? Тяжко выкручиваться будет, да лейтенант?
— Ты, Француз, совсем охерел… — гневно начинает Бауэр, он стряхивает с колен брезент с загогулинами от “кольта”, встает, надвигается на меня, здоровый бугай. Только я ему не мальчик. Мы такое проходили. Ты еще ссался, когда я людей по струнке строил.
— Я тебе не Француз, лейтенант. Я тебе — сержант Трюдо. Я это звание кровью заслужил.
— Я тебя раздавлю, сержант… Я тебя не мытьем, так катаньем… Ты мне сразу не нравился. Неправильный ты какой-то. Мягкий. Ты — позор взвода, ты служить со мной не будешь…
— Понял вас, сэр! — я вновь перехожу на официальный тон.
Резкая перемена озадачивает Бауэра. Он недоуменно хлопает глазами.
— Думаешь отвертеться, сержант? Хрен когда! — лейтенант отбрасывает манеры, его несет, как простого рядового, всякие параграфы о взаимоотношениях — по боку! — Ты мне сейчас столько наговорил — тебе на дисбат хватит. Тебя шлепнуть за это можно в боевой обстановке, понял? И я тебе этого не спущу, даже не думай. Ты еще в Зеркальном, помнишь? — еще там без команды огонь прекратил.
— Я прекратил огонь, потому что стрелять не в кого стало. А вот ты, лейтенант — глуп. Ты сейчас столько для протокола наговорил, что выселить меня только вместе с собой сможешь. Броню отключать надо, когда такие вещи говоришь, — я усмехаюсь в перекошенное от ненависти лицо. Цитирую: — “Преследование по службе по личным мотивам, использование служебного положения по отношению к подчиненному в корыстных целях…”.
— Пошел вон! — выдыхает разъяренный Бауэр.
— Есть, сэр! — я отдаю честь, затем включаю броню, — Сэр, сержант просит лейтенанта разрешения на встречу с командиром роты, сэр!