Новая сестра
Шрифт:
– Не сдала бы.
– Сдала.
– Нет. Я только потому и не нюня, что знаю, что ни за что бы ты меня никуда не сдала.
– Ладно, Катенька, хватит с меня комплиментов. – Тата погладила ее по плечу. – Мне нужно с тобой обсудить один деликатный вопрос. Надеюсь, ты спокойно отнесешься.
– Что случилось? – сердце Кати на секунду сжалось от дурного предчувствия, но Тата улыбалась спокойно и ласково.
– Не бойся, пока совершенно ничего. Но может, если я тебя не предостерегу со всем присущим мне тактом и гигантским опытом любовных отношений, – заявила Тата торжественно, но
– Да что?
– Пожалуйста, Катенька, пообещай мне одну вещь. Не влюбляйся в Константина Георгиевича.
– Я? Да зачем мне это?
– Зачем или ни за чем, а просто не влюбляйся, и все. Это, между прочим, не так-то просто будет тебе сделать, как ты думаешь. Вы станете много времени проводить вместе, а он парень обходительный, роскошный мужик и вообще настоящий душка!
– Если уж на то пошло, он скорее похож на черта, – фыркнула Катя, которой доктор Воинов до этого момента казался пожилым и вообще не слишком нравился.
– Так я тебе о чем и говорю! – засмеялась Тата. – Дьявольская красота – это настоящий девичий магнит. По своей наивности ты можешь принять обычную любезность за знаки внимания и вообразить себе романтику там, где ее в помине нет. Кроме того, ты, к сожалению, не знала своего отца, и, согласно беспощадной теории Фрейда, можешь искать замену отцовской фигуре, влюбляясь в состоявшихся мужчин старше себя.
– Фу, какая гадость.
– Согласна. И тем не менее нельзя этот фактор сбрасывать со счетов. Не надо смущаться, ты юная девушка, в твоем возрасте влюбляться совершенно нормально и необходимо. Я прошу тебя только об одном – не в Константина Георгиевича. Выбери себе какой-нибудь другой объект. Ты, в конце концов, идешь работать в академию, а там в чем в чем, а в роскошных самцах недостатка не наблюдается.
– Хорошо, Таточка. Я постараюсь.
– Будь любезна. Приложи все усилия, потому что за Воинова я ручаться не могу. Вроде бы он ни в чем таком не замечен, но не будем забывать, что он женился на своей операционной сестре, а следующая у него была старше антисептики и страшнее гангрены. Бедняга может и не устоять перед юной красоткой после такой долгой аскезы. Будь стойкой, Катенька, пожалуйста! Любой другой доктор, только не он!
Катя заверила, что с Константином Георгиевичем ее будут связывать только рабочие отношения. Бедная Тата, волнуется о невозможном, не знает, что Катино сердце разбито и больше она никогда ни в кого не влюбится.
– Пожалуйста, сдержи обещание! Он ведь сильно рискует, помогая нам. И если мы отплатим за его заботу разрушением его семьи, это будет с нашей стороны так некрасиво, что и слов подходящих не подберешь.
– Таточка, я клянусь…
– Ах, Катя-Катя, дорогая ты моя, – Тата вдруг взяла ее за плечи и взглянула в глаза грустно и ласково, – сиротская твоя доля…
Катя даже рассердилась:
– Тата, какая доля! Я у тебя жила как у Христа за пазухой!
– Надеюсь, что так, но все-таки лучше, когда в семье все в сборе. Мать передает жизнь, а бабка – вечность… А я, старая дура, не сумела тебя научить ни тому, ни другому.
– Перестань, пожалуйста.
– Жизнь есть жизнь, Катенька, и любовь – штука могучая. Поэтому ты лучше не клянись, а
– Таточка!!! – краска бросилась Кате в лицо.
– Если жива буду, конечно, – улыбнулась Тата, – в конце концов, каждое дитя – это благословение небес. А мы с тобой, слава богу, больше не находимся в плену у буржуазных предрассудков. Спасибо пролетарской революции хотя бы и на этом.
Нина заглатывала кашу с невероятной скоростью. Ей не терпелось доесть и бежать, мысленно она уже была там, в школьном вестибюле, уже делилась с ребятами способами решения трудной задачи и планами на «после уроков».
– Не спеши, – сказал Виктор, – глотаешь как удав, а надо тщательно пережевывать.
– Это же каша, пап, чего ее жевать, – засмеялась дочь, – и так жидкая.
Мура в сотый раз сказала, что для хорошего пищеварения необходимо как следует перемешать пищевой комок со слюной, содержащей важные ферменты.
– Фу, слюни, – фыркнула Нина, – хорошенькая тема для завтрака.
– А ты ешь нормально.
– Ладно, ладно. – Стремительно заглотив последнюю ложку, Нина вскочила, глотнула чаю, точным мужским движением поправила зажим на пионерском галстуке, сделала еще один глоток и с громким стуком поставила чашку на блюдце. – Все, побежала.
В закрывающейся двери мелькнул портфель и подол школьного платья. Мура улыбнулась. В свое время она тоже ела так, наспех, на бегу, не разбирая что. Горячее, и ладно.
– Ты совсем не прививаешь ей культуру питания, а один я что могу? – Виктор со вздохом отложил ложку.
– Ты прав, Витя, ты прав. Только надо найти подходящий момент, по утрам у нее все мысли о школе, о ребятах.
Виктор улыбнулся:
– Да, тут она в тебя пошла. Настоящая общественница.
– Спасибо за комплимент.
Мура встала и подошла к подоконнику, где стояла спиртовка, маленькая медная турка и хранился драгоценный запас кофе, для конспирации пересыпанный в жестяную коробку из-под монпансье. Перед соседями и гостями Мура стеснялась, что живет лучше обыкновенных людей.
Дожидаясь, пока кофе закипит и гуща поднимется, Мура привычно чувствовала неловкость, будто она у кого-то что-то украла, хотя совершенно законным образом получила умопомрачительно пахнущие зерна в закрытом буфете партактива.
Идет борьба с уравниловкой, так что тут совершенно нечего стыдиться. Она – ответственный работник, имеет полное право пить натуральный кофе, без которого уже не представляет себе день. Не представляет, а все-таки заваривает после того, как Нина убегает в школу. Детям кофе нельзя, и такой уж распорядок у них сложился, что у дочки уроки начинаются прежде, чем они кончают завтракать, а все же не только поэтому. Стыдно ей пить кофе при Нинке, будто она у родной дочери что-то крадет! И все-таки, как пахнет, господи, а как вкусно… Никакого сравнения с желудевой бурдой, которую пьет несознательный элемент. И вообще все люди, кроме ответственных работников.