Новая жизнь
Шрифт:
лежи, как в лоне матери сырой
земли, в клубок свернувшись,
уткнувшись
головой себе в колене,
безмолвная, бессильная.
Тебе
мой долг уплачен, я, сдирая кожу,
копал могилу, клал продроглый труп
внутрь, в тьму земную. Хорошо, что чуть
оттаяла, не ломом управлялся,
рыл заступом тяжелым, запыхался,
холм накидал, сравнял, утрамбовал,
какие-то молитвы бормотал -
какие?
– как блудливый
язык, как словом я не поперхнулся.
54.
Прими, Господь, рабу твою, прими
невинную, виновную, любую,
прими в свою сень, тень немолодую
и робкую. Следы с нее сними
ужасных ран и тления, природа
податлива желаниям твоим,
смерть обратима, есть живые воды,
весь ход событий тоже обратим.
И бывшее становится не бывшим,
не музыку, иной порядок слышим,
и где ты смерть, где жало?, где коса?
Сердечко робким страхом обмирает.
Она жива, она не понимает,
как провела проклятых три часа.
55.
Над умершей свет газовый, нимб синий,
почти что жизнь, черты укрупнены
лица, есть в строгости цветов и линий
дословно, точно сбывшиеся сны,
твои глаза две бездны светло-серых,
и груди утучнились, поднялись,
большую силу обретает вера,
забравшись в небо, в этакую высь.
Но я не верю. Где морщины, пряди
седые, где убытки стольких лет,
мои следы где - в светлом вертограде
предвижу я лишенную примет
тень ложную - душа скорее тела
в нас гибнет до - последнего предела.
От страха умирает...
56.
Мысли мелькали такие, но делалось нужное дело,
руки ворочали ломом, ноги вглубь заступ давили,
не отставала она, не халтурила, мерзлые глыбы
молча ворочали, злобно - и углублялась могила.
Надо хотя бы пол-метра земли над тобою насыпать,
чтоб защитить милый труп от собак. Уже руки в мозолях...
Эта оставлена стройка давно, еще при коммунистах
старое здание школы забором глухим обнесли и
сроки означили школьникам, но подросли поколенья,
старый забор покосился, деревья кругом, подпирают,
десятилетья развалинам вид придают благородный,
семь лет назад заявились какие-то люди, пригнали
технику - вот они оба заржавевших, замерших крана.
Если у этого места гений есть - он лежебока,
он разоритель строителей, он устроитель
Ну, так прости и прощай, крест из веток тут найденных сделал,
и положил над тобою, прощай, вспоминаю, как было
в нашей любви, только руки трясутся, усталость
ходит в них так ходуном, я застегивать куртку пытался -
пуговицы обрывал, на гнилых не удержаться нитках,
я зажимал их в горсти - упустить - так оставлю улики.
Надо бы взять чего выпить, и горькое курево горло
кашлем надсадным дерет, я приду домой - выпью, найду там.
57.
Мы отошли от места, мы молчали,
она ко мне пыталась потянуться,
приникнуть как-то, я не обращал
внимания на жесты, их вполне
прямую недвусмысленность. Мне было
не до того - рвало пустою желчью,
душа скорбела и болела печень.
58. Марина.
Стой. Вытрись. Обопрись. Возьми платок.
Воды глотни. Да что ты, в самом деле.
Приди в себя. Нам надо быть умнее,
нас могут вызвать, надо проработать,
продумать показания, сойтись
в подробностях, но так, чтоб был зазор,
надуманными, чтобы не казались
слова двоих не связанных друг с другом
свидетелей...
И мы с тобою станем
встречаться тайно. Заведи себе
второй мобильный. Я буду ходить
к тебе по вечерам. Теперь уж нам
не отойти на долго друг от друга,
судьба связала тесно и упруго...
Мой милый, горя этого всего
она не стоит...
59. Марина.
Прости меня за горькие слова,
прости, прости, любимый, не смогла
я брата уберечь, тебя спасу,
пойдем со мною. Надо, надо выпить,
пойдем со мною, сын уехал в Питер,
пуста квартира и свежа постель,
любовь не сможет, так повалит хмель,
после такого дела сколько жара
мы сможем выпустить - возлюбленная пара.
60.
Прочь, прочь от ней, отсюда, я бежал.
Я повернул в какие-то дворы,
в глухие подворотни, ноги путал
и слышал за собою легкий цокот
подкованных и быстрых каблучков,
я запыхался, я согнулся, руки
прижал к коленям - приближался звук,
но замер, повернул, исчез за шумом
машин.
Я отдышался и побрел домой,
мой страшен вид - помятый, чуть живой.
61.
А ведь она заметила меня.
Зачем-то пожалела, униженья
не захотела видеть, добивать...
Стук отдалялся, в улицах терялся,