Новая жизнь
Шрифт:
неприятный уже легким,
воздух их - живых и ловких...
73.
Здесь пропахло кровью, страхом,
изболевшеюся, серой
плотью, воровской столовой
с подгоревшею подливкой,
мытым полом, едким мылом,
спиртом, пролитым лекарством,
безнадежностью унылой
и безденежьем постыдным.
74.
Из приемного покоя
еще вон - видна свобода,
жизнь людская приминая
грязь московскую
раздаются крики, маты,
визги шин и рёв клаксонов,
против правил успевают
прочь отсюда удалиться.
Их несет волна шальная -
бойтесь, люди, обернуться.
75.
Я, отсюда когда выйду,
то уже без боли, страха,
то под белою простынкой,
то не ежась в лютый холод,
в жар постылый, в огнь плавильный -
вынесут вперед ногами...
************************
************************
************************
прочь гоните прохиндеев
в рясах - жаль лежу недвижим,
силы нет им дать по шапке.
76.
Какие-то лекарства, процедуры,
обходы, измерения - ленивый
и равнодушный, малый обиход
претерпеваю. Привыкаю к смерти.
Не без урона каждый день немилый
на вечер провожаю, ночь любую
не без ущерба ниц лежу - чего
еще беднягу связывает с жизнью?
И мысли длятся, путаются злые
и сроки ненадёжны никакие.
77.
Она ко мне ходила, приносила
бульоны, я выслушивал её
надежды, сквозь пугливое нытьё -
всё будет хорошо, ты потерпи–
Устал, уйди...
– Да, да ложись поспи.
78.
Московская весна. Свежо и мокро
пахнуло ветром. Ломкий лед лежит
на крышах. Начинает, бьет капель
размеренно и верно, углубляет
во льду и камне лунки, беспокойной
водой полны, как будто воробьи
в них плещутся, а не сама вода
уставшая от зимней немоты
резвится беспокойная, блажная
из льда и смерти вольно истекая.
79.
Какое к богу, к черту умиленье,
смиренье - мерзость мерзкая вокруг
со смертушкой с родимою сам-друг
в казенном пребываю заведенье
в тринадцатой больнице, близко здесь
до неба или хуже - ночь бессонна,
машины шарят светом заоконным
по стенам, потолку - спешу прочесть
я в свете беглом приговор суровый,
листок, врачом забытый изучаю,
я до утра уже не доживаю.
IV-ая часть.
1.
Видимо
Я иду долгими коридорами,
с удивлением понимаю отсутствие страха
и сейчас,
и в самый момент конца.
Всю жизнь был рьяным эгоистом,
тянул на себя всё, что хватали руки
и надо же, чтобы сейчас все мои мысли,
все беспокойства
были исключительно об этой женщине,
скорее всего о моей убийце,
о её облике, её запахах,
её, обитающей где-то здесь душе...
Опередила меня,
ищу тебя,
с неясными на встречу планами,
отзовись,
яви хоть какие знаки.
Ты где,
ёп твою мать!
Там
вдалеке
это ты сияешь?
2. Ирина.
Скучно мне стоять
на юру, ветру,
хоть бы холод какой
или какую жару,
но только ветер
крутит свои круги,
вокруг меня
и сквозь них
в упор не видать ни зги.
Прозрачность гоняет,
но скорости таковы,
что зренье не успевает,
закручивается в дугу,
себя только видит
и зрелища мне страшны
и зрелища не понятны
и навсегда даны.
3.
Сквозь всю эту невидность, хаос света,
потоки места-времени шаг, шаг
и образ появляется сперва
дрожащий, мутный, после узнаешь
черты, приметы - Ах, только не это! –
Не прибедняйся, только ли меня
увидеть не хотела, опасалась.
Что ж ежься теперь, кутайся в ничто,
как будто холодком тебе дохнуло
недожитое, страшное, твоё...
4.
С недовольной грацией
поворотилась.
Как будто отвлек
от каких-то безрадостных размышлений,
но своею скукой тишайшей
уже и приятных.
Поворотилась,
посмотрела, как будто из глубины
снов своих долгих -
ленива,
величественна,
прекрасна.
5.
Выжег скорбный дух
с тебя одежды, плоти, ты предстала
как есть на месте лобном - чистый свет,
но малый, слабый, тусклый - я пытаюсь
тебя расшевелить, хоть разозлить,
ударить и обидеть - ну, узнай
меня, хоть отвернись, скривись, отплюнься,
хоть ножкой топни. Ангельские плутни