Новик
Шрифт:
— Никит Степаныч, с тобой ехать, али как? — спросил Леонтий после того, как допил щи, переливая их через край тарелки.
— Отдыхай поди, — пожал я плечами.
— Ну, вдруг помощь какая понадобится, — предположил дядька.
Ему хотелось быть полезным, а не просто просиживать целыми днями на постоялом дворе в чужом городе.
— Поезжай, если желание есть, — сказал я. — Вместе всё одно веселей.
Дядька кивнул с видом великомученика, залпом осушил кружку с сытом, глянул на меня, будто я хотел ехать уже сейчас.
— Да не торопись, отдыхай пока, —
Он облегчённо выдохнул. Я быстро позавтракал яичницей с хлебом, а затем вышел на двор, немного размяться. Подтянулся пятнадцать раз на притолоке в конюшне, помахал немного сабелькой, затем взялся за кистень. Были в нашем арсенале и кистени боевые, на деревянной рукоятке, и бандитские, на ремешке, но суть у них была одна — тяжёлый железный или свинцовый грузик, способный исподтишка пробить голову зазевавшемуся прохожему или промять кирасу вооружённому рыцарю.
Я поставил на дворе сосновый чурбак, на него сверху поставил перевёрнутое ведро, а на ведро выставил несколько камней размером с кулак, чтобы потренировать меткость и ловкость в обращении с бандитским кистенём, сбивая камни из разных положений. Промазал, сбил ведро — начинаем заново.
В стёганом толстом поддоспешнике почти сразу же стало жарко, но я считал, что лучше сто раз вспотеть во время тренировки, чем один раз пострадать во время реального боя. Так что я козликом скакал вокруг своей импровизированной мишени почти до обеда. Затем разделся, окатил себя водой из ведра, переоделся и приказал Леонтию седлать коней.
Пока дядька хлопотал в конюшне, я переоделся в чистое, опоясался саблей. Кистень тоже на всякий случай взял с собой, вложил в рукав. Не то чтоб я собирался его применять, но с ним было как-то спокойнее.
Поехали мы с ним первым делом не в Кремль, а в Кузнецкую слободу, и действовать мне, похоже, придётся, как в известном анекдоте про челночную дипломатию. И хоть договариваться мне нужно не с дочкой Рокфеллера, заказ на сто кремневых пищалей — тоже дело непростое.
Мастер Андрей Рыбин нас даже не встретил лично, послал слугу. Мол, сильно занят, от работы не оторваться, но слуга нас к нему всё-таки проводил. Пришлось, правда, ждать, пока кузнец что-то там доделает, потому что во время работы к нему было не подступиться и не поговорить. Жарко, громко. Да и просто лезть под руку работающему человеку не стоит.
Зато когда он закончил и вышел, потный и чумазый, стало ясно, что это была не просто уловка. В самом деле работал.
Какая-то девчонка поднесла нам сбитня, выпили, освежились.
— Здрав будь, Никита Степанович, с чем на этот раз пожаловал? — спросил мастер.
— С новым заказом, Андрей Иванович, — без обиняков сказал я. — Понравилась государю пищалька.
Мастер немного побледнел.
— Государю? — переспросил он.
— Иоанну Васильевичу, — кивнул я.
Ни тому, ни другому мастеру я не рассказывал, для кого предназначается их изделие. А то могли и отказаться от столь ответственной задачи.
Андрей Рыбин вдруг снял шапку, поклонился мне.
— Прости, Никита Степанович!
Из мастерской выбежал вихрастый долговязый подросток в фартуке, сорвал холщовый колпак с головы, растерянно глядя то на меня, то на Леонтия.
— Ты, значит, пищаль мастерил? — хмыкнул я.
— Я… — проблеял он.
— Гордись, понравилась царю твоя работа, — сказал я.
— Господи помилуй, — перекрестился он, не веря услышанному.
— Сотню таких сработать сможешь? — спросил я.
Яшка растерянно покосился на Андрея Ивановича. Заказ всё-таки немалый. Андрей Иванович огладил бороду, многократно подпаленную искрами, задумчиво хмыкнул.
— Стволов или пищалей? — уточнил Яшка.
Хороший вопрос. Разница существенная. Для подарка он, получается, отковал ствол, а потом соединил с замком и ложем, которые я ему предоставил в готовом виде. А тут я, получается, запрашивал у него уже пищали, причём сразу сотню.
— Стволы. И ложа деревянные, простые, по форме по одной, — сказал я. — Замки, мыслю, Федот смастерит, работа больно тонкая.
Денег, правда, запросит изрядно. Даже в той, подарочной, самой дорогой деталью оказался именно замок.
— Я и сам могу! Я же видел, как он сделан! — воскликнул Яшка.
— Надо ведь все детальки одну к одной делать, — сказал я. — Чтобы можно было с одной пищали снять и на другую переставить.
Серийное производство и штучная работа — вещи совершенно разные. Впрочем, можно и конструкцию замка упростить, например, сделать его полностью внешним, без необходимости прятать спусковой крючок в ложе. Да и от крючка можно отказаться, а вместо него сделать скобу. Чем дешевле и проще оружие — тем легче наладить массовое производство. Надо бы поразмыслить над конструкцией.
— Нет, если сам сумеешь и пружину, и винты делать, то так даже лучше, — сказал я. — Но это же сколько времени потребуется, чтобы и ствол отковать, и замок смастерить.
— Никит Степаныч, не один же у меня подмастерье-то, — сказал Андрей Иванович. — Коли заказ будет казённый… Всё остальное и подвинуть можно.
— Казённый, — кивнул я. — Но по цене пока ничего сказать не могу. Одно скажу, в обиде не останетесь.
— Подумать надо, поразмыслить, — степенно произнёс мастер. — Дело новое, непростое…
— Какое же это непростое, если ты, мастер уважаемый, на ученика всё спихнул? — усмехнулся я. — Не виню, не сердись, Андрей Иваныч.
— Поди-ка, Яшка, в кузнице подмети, — сказал мастер.
— А чего это? — вскинулся подросток. — Мне же эти пищальки ковать! Со мной и уговор!
Оно, конечно, лучше договариваться напрямую с исполнителем. У меня даже промелькнула мысль переманить Яшку к себе, чтобы он только и занимался тем, что воплощал в металле мои хотелки. Но и ссориться с Андреем Ивановичем себе дороже. Не то можно в один прекрасный момент обнаружить, что с тобой больше никто не желает иметь дела. Сырьё тебе не продают, продукцию брать отказываются, и так далее.