Новогодний подарок
Шрифт:
— Мне нужно немедленно, — отвечает Дуилио. — Скажите, где еще можно найти такую?
— А почему ты не возьмешь пятьсот молотков? — спрашивает продавец. — Смотри, у меня есть пятьсот клещей, пятьсот пинцетов…
Он уговаривает, упрашивает, настаивает. Еще никто никогда не выходил из его магазина с пустыми руками. Но Дуилио стоит на своем. Образно говоря, конечно, потому что он уже бежит со всех ног к мэру.
— Синьор мэр, что делать?
— Советую обратиться к синьору Джузеппе в Оменье.
Синьор Джузеппе известен тем, что способен, пока вы прочтете статью в газете, достать что угодно.
Еще до наступления вечера, выполняя просьбу бандитов и заполняя новым грузом лодку Дуилио, синьор Джузеппе достает: двадцать четыре плетеные корзины для белья, перфорированную сковородку для жарения каштанов, полное собрание сочинений немецкого философа Иммануила Канта, топографическую карту Альп, керамическую копилку в виде поросенка, который, стоит опустить в его живот монетку, благодарит покачиванием хвостика.
Бандитам, очевидно, нужны кое-какие материалы, чтобы закончить сборку воздушного шара, которую они ведут тайком, и, чтобы сбить всех с толку, они требуют и другие вещи, которые не имеют ничего общего с аэронавтикой. Цель достигнута. В особняке мэрии, где непрестанно заседают банкиры со своими секретарями, все в полном недоумении. Тут ждут ответа на свое требование увидеть барона Ламберто во плоти, живым и невредимым, а их просят добыть сита для фасоли. Они с тревогой ждут, что вот-вот им поднесут какой-нибудь хорошо упакованный сверток с ногой барона, как угрожали бандиты, а им приходится изучать просьбу прислать коробку монпансье.
А время идет. Обстановка складывается всё более непонятная. Вот уже и солнце скрывается на западе, за горами. По озеру пробегает свежий вечерний бриз, и те, у кого есть свитер, спешат надеть его. В барах все меньше заказывают пиво и мороженое и все больше — горячительные напитки. День был полон непредвиденных событий и непонятных предметов, но переговоры не продвинулись ни на шаг.
Затем наступает ночь, и тут уж ничего не поделаешь. Ночь к тому же безлунная. В темноте Сан-Джулио, берега которого слабо освещены осаждающими (свет фар уменьшен, чтобы не беспокоить сон барона), кажется островом призраков, посмотришь на него, и даже мурашки пробегают по коже.
Поздно ночью одному из журналистов, дежуривших на площади, показалось, что он видит над виллой барона какую-то большую черную тень. Но журналист этот так молод, что никто не придает его словам никакого значения. Более солидные его коллеги даже носа не высовывают из кафе, где так тепло и можно поиграть в карты.
— Черная тень, говорите? Ну так, наверное, сам дьявол.
— А рога у него есть, не видели?
— Запаха серы не было?
Спустя некоторое время этот журналист и сам не видит больше эту странную черную тень.
— Мне кажется, она была там, прямо над крышей. Наверное, это был оптический обман.
На самом же деле это был большой воздушный шар, поднявшийся в воздух. Никто не видел ни его, ни «двадцати четырех Ламберто», спрятавшихся под ним в двадцати четырех корзинах для белья. Холодный ветер, который обычно
На вершине одной из гор расположился детский спортивный лагерь. И ребята задумали ровно в полночь запустить ракету, чтобы приветствовать своих товарищей, которые раскинули лагерь на вершине другой горы.
Одна из ракет ярко освещает величественный аэростат с его двадцатью четырьмя корзинами. Вторая ракета случайно задевает шар, и он загорается. К счастью, в этот момент пассажиры его находятся всего в нескольких десятках метров от вершины горы. Пожар постепенно раздувается… Короче, еще до того, как шар взорвался, двадцать четыре Ламберто успевают приземлиться и сдаться юным спортсменам, которых они принимают за полицейских. А сдавшись, они уже не могут, разумеется, закричать: «Чур, не игра!»
В течение некоторого времени эта новость передается с одной любительской радиостанции на другую, все не попадая, однако, на «официальную» волну. Один радиолюбитель из Домодоссолы не совсем точно понял, как обстоит дело, но тут же передал, что на вершину горы Моро опустилась летающая тарелка. А другой радиолюбитель из Локарно, на севере Лаго Маджоре, тоже не очень хорошо расслышал передачу и передал своим партнерам, что двадцать четыре спортсмена уплетают сосиски в долине Виджеццо. Все радиолюбители Пьемонта, Ломбардии и Кастель Тичино прильнули к аппаратам и своими бесконечными «перехожу на прием», «заканчиваю прием» устраивают в эфире такую невероятную свистопляску, что ничего нельзя понять.
Уже почти рассветает, когда и в Орте получают наконец точное и ясное известие о том, что банда из двадцати четырех Ламберто без единого выстрела захвачена в горах на высоте две тысячи метров над уровнем моря группой мальчишек в коротких штанишках. Немедленно отдаются распоряжения и контрраспоряжения. Моторная лодка с полицейскими и вооруженными людьми в штатском осторожно приближается к острову, как раз вовремя, чтобы увидеть, как с шумом распахивается окно и появляется всклокоченная голова мажордома Ансельмо, который что-то кричит.
— Что вы говорите? Громче, громче!
Ансельмо машет зонтиком, будто это может усилить его тихий, ослабевший от испуга и волнения голос.
— Барон умер! — кричит он. — Но что вы делаете? Не приближайтесь! Они будут стрелять! Они способны на все!
— Успокойтесь, — отвечают полицейские. — Успокойтесь! Опасность миновала. Бандиты пойманы.
Ансельмо уже не слушает. Он бежит в мансарду к шести соням, но они продолжают крепко спать. Все, что Ансельмо может сделать, это написать печатными буквами записку и положить ее на видное место, чтобы они увидели ее, когда проснутся: