Новогодний подарок
Шрифт:
Ансельмо вынужден просить Оттавио отнести ужин шестерым труженикам наверху. Он делает это со слезами на глазах и с болью в сердце. Страшное подозрение судорогой перехватывает ему желудок. Но нужно повиноваться барону.
А Оттавио вынужден умолять свои ноги, чтобы они не закружили его в вальсе и не выдали его радость. Глядя, как он несет поднос, можно подумать, будто он всю жизнь только и делал, что служил официантом в каком-нибудь большом отеле на Лаго-Маджоре.
На лестничной площадке он на минуту задерживается, будто для того, чтобы поправить свернутые трубочкой салфетки, уложенные в стаканы. На самом деле он насыпает
— Ну вот, все в порядке! Лиха беда начало! — напевает он, весьма довольный собой.
— О, у нас новый слуга! — восклицает синьор Армандо. Улыбается даже синьора Мерло, которая в это время работает:
— Ламберто, Ламберто, Ламберто…
Улыбаясь, она сбивается, и два или три раза произносит:
— Альберто, Альберто, Альберто…
К счастью, никто не замечает, разве что племянник Оттавио, который тоже улыбается ей и шутит:
— Я не Ламберто и не Альберто. Меня зовут Оттавио.
Остальные, не занятые работой, принимаются за еду.
Странно, — говорит Дельфина, попробовав суп, — пахнет капустой и в то же время веником.
— А по-моему, — говорит синьора Дзанци, — сюда добавлена смородина. Но вкусно!
— Кстати, — спрашивает Дельфина, — позавчера в доме появились какие-то странные вооруженные люди. Кто это?
— Охотники, — с готовностью поясняет Оттавио.
— А что, на острове водятся зайцы? — интересуется синьор Джакомини. Он ведь не только настоящий рыболов, но и настоящий охотник.
— Нет, они тут проездом, — сквозь зубы цедит Оттавио. — На второе, как видите, говяжье филе с фисташками, с гарниром из цветной капусты и баклажанная икра. На третье — персиковый пудинг и суфле по-сицилийски.
— Опять суфле? — ворчит синьор Бергамини. — Нет чтобы приготовить хоть раз поленту!
— Вам назавтра приготовить поленту, синьор Бергамини? — заботливо спрашивает Оттавио.
— Поленту на первое, поленту на второе и поленту на третье!
— Синьор Бергамини говорит только о себе, — уточняет синьора Дзанци. — Нас вполне устраивает то, что готовит синьор Ансельмо.
Оттавио смотрит, как они едят, и мысленно потирает руки.
После второго блюда синьор Армандо сменяет синьору Мерло, и она принимается за свой суп.
— Вкусно, — говорит она, — похоже, что сюда добавлены абрикосы. Надо будет взять рецепт у синьора Ансельмо.
Оттавио давно уже пытается завязать разговор с синьориной Дельфиной.
— Мне бы хотелось, — говорит он ей, — пригласить вас на прогулку.
— Куда? На крышу?
— О, нет! В Милан на виа Монте Наполеоне… В Рим на виа Венето… В Барселону на бульвар Рамблез… В Париж на рю Риволи…
— И на Капри?
— Капри… А где это?
— Ну вот, сразу видно, что вы плохо знаете географию!
— Синьорина, вы все шутите, а я говорю серьезно. Мне бы хотелось подарить вам ожерелье…
— Из сушеных каштанов? — заканчивает его фразу синьорина Дельфина.
— Мне бы хотелось унести вас в горы…
— На руках? Смотрите, я ведь вешу шестьдесят килограммов, хотя на вид можно подумать, что только сорок семь.
— Вы бы поехали со мной в Сингапур?
Какой подлец! Только что подсыпал ей
Но теперь пора спуститься вниз, чтобы успокоить подозрительного Ансельмо. Партия в шахматы окончена победой барона. Теперь они играют в карты. Барон и Ансельмо против двух бандитов. Опять побеждает барон. Но от бесконечных побед ему явно хочется спать. Он широко зевает и смотрит на часы.
— Поздно, — заявляет он. — Я пошел спать.
— А мне интересно, — говорит главарь банды.
— Что интересно?
— Вырастет ли у вас завтра новый палец, так же как ухо.
— Возможно. Хотите поспорить?
— Нет, мне некогда спорить. Мне надо решить, послать ли вашим директорам вашу правую ногу или, может быть, пригласить кого-нибудь из них сюда, чтобы они убедились, что вы живы.
— А почему бы вам не послать в Орту меня самого? — улыбается барон. — Даю вам честное слово, что вернусь. Могу переправиться вплавь, если хотите.
Оба внимательно изучают друг друга. Бандит видит в глазах барона высокомерное спокойствие, которое объясняет многолетней привычкой властвовать. Барон видит в глазах бандита холодную решимость. Этот человек не задумываясь раздавит его, как муху. Его вежливость — лишь тонкий слой ванильной пудры на тротиловой бомбе. Барону становится не по себе. «К счастью, — думает он, — я неприкосновенен. Важно, чтобы не сдали нервы». Зевок. Еще зевок.
— Я пошел спать, — снова говорит барон. — Приятных сновидений всем.
— Спокойной ночи, дядя, — улыбается Оттавио, коварный, как Иуда.
— Спокойной ночи, синьор барон. — Это Ансельмо. Бандит ничего не говорит.
Барон Ламберто ложится в постель, мгновенно засыпает и видит множество разных путаных снов. Ему кажется, что он на ринге и сейчас начнется бой. Его противник Оттавио, но он же и главарь банды. Он коварно улыбается. В одной перчатке сжимает серебряный резак, в другой — автомат. Затем он бросает оружие, хватает штангу. «Что ты делаешь? — хочет спросить Ламберто. — Это же не по правилам». Оттавио приближается, все выше поднимая штангу. Его улыбка превращается в пугающую гримасу — лицо искажается злобой.
— Оттавио, ты сошел с ума!
Но барон не может произнести ни слова. Язык его онемел, горло что-то сжимает, дышать трудно…
— Будем считать, что игра окончена, — говорит Оттавио. — К черту настой ромашки!
И нет Ансельмо. Барону кажется, что в начале раунда он изображал судью. Ну да, вот он играет в лото с главарем банды. «Ансельмо, Ансельмо», — хочет позвать барон, но имя мажордома застревает в горле, опускается в трахею и невыносимой тяжестью ложится на сердце. Барону Ламберто кажется, будто он с мучением просыпается в какой-то липкой и очень горячей воде, в которой невозможно плыть. Вынуть руку из воды ему так же трудно, как поднять гору. Рука тянется вверх, она вся облеплена водорослями, дохлыми рыбами, какими-то грязными бумагами. Наконец, барон просыпается в своей постели. Но кошмар не проходит. Барон едва дышит и чувствует, как что-то сжимает ему горло, а затем острая боль пронзает грудь. Он тянет руку, чтобы позвонить в колокольчик, и не может дотянуться. Он хочет позвать Ансельмо, но не может шевельнуть языком. Собрав последние остатки сил, он засовывает руку под подушку, нажимает кнопку. Слышится громкое храпение. Никто больше не произносит его имя. «Спят, — думает барон, — и я умираю». Но он не успевает испугаться — он уже мертв.