Новые крылья
Шрифт:
Проснулись часов в 5, а то и раньше. Никому не спалось. Мама вообще в панике, еще со вчерашнего дня, начала причитать, что день выбрали для отъезда нехороший. Несмотря ни на что, она взяла всё в свои руки, я как-то не ожидал от нее этого, отправкой багажа распорядилась, с прислугой рассчиталась, и так давала им указания, словно свой собственный дом на них оставляет. И на вокзале тоже всем сама командовала, да так ловко, по-деловому, как будто всю жизнь только и путешествовала далеко. И про болезни свои забыла, стала похожа на вдову-купчиху, которая по смерти мужа все хозяйство под свое руководство забрала. А мы-то с Анной только рады. Из-за маминой суетливой предприимчивости на вокзал, разумеется, прибыли слишком рано. Дома никто ничего не ел, сели
— Да, — сказал он очень весело, — пойду. Прощайте, Саша. — Я пролепетал, кажется, «до свидания», и еще, вроде бы, что буду писать. И в таком я был отчаянье и так подавлен, что не догадался даже подойти к окну, помахать рукой. Мы не обнялись с ним на прощанье. Поезд дал гудок и тронулся. Вот и всё.
Часа два я молчал, погруженный в свои невеселые мысли, ни на кого не глядел. Мама с Аней посуетились немножечко, устраиваясь, потом угомонились. Они видели, в каком я настроении, поэтому, между собой говорили очень тихо, иногда даже на шепот переходя.
Я сидел и думал, «какой ужас!», разве этого я хотел? Куда ж я еду? зачем?
Мимо нас проходил кондуктор, мама подозвала его и о чем-то тихо с ним заговорила. Он сказал громко: «Очень даже возможно, место есть». Она что-то ему ответила еще тише, он сказал: «Как желаете». Мама повернулась ко мне:
— Саша, там вещи какие-то наши не в тот вагон занесли, сходи, милый, узнай.
Какие вещи, почему? Толком не разобравшись, и не поняв ничего, я пошел. Перебрался в соседний вагон, а мне навстречу, глазам не поверил — Демианов с саквояжем.
— Вот и я! Не ожидал?
— Ты?! Что же это, как? Откуда?
— Представь себе, я еду с вами! Мы с твоим семейством обо всем договорились, а тебе сюрприз хотели сделать.
Вот это сюрприз! У меня аж ноги ватные стали. Может ли быть такое счастье! Это мне еще нужно попривыкнуть и поверить до конца.
М.А. перебрался в наш вагон. Я разговорчивей не стал, а по-прежнему молча сидел ошарашенный, только глупо улыбался. И Миша улыбался и мама, а Анна даже хихикала от удовольствия.
Поздно вечером, когда все улеглись, мы с М. нашли укромное местечко и целовались долго и сладко.
Я абсолютно счастлив! Вот теперь вся моя семья по-настоящему в сборе и можно ехать всем вместе хоть на край света. Мама и Анна отлично ладят и все время хлопочут о нас с Мишей, чтобы мы были сыты. Мы же не можем ничего есть, так они нас закормили, а нам вовсе не до того. У нас с Демиановым настоящий медовый месяц, только и ищем, как бы улучить момент, уединиться где-то, чтобы приласкать друг друга. Настоящая любовная лихорадка. Хоть в поезде это и чрезвычайно трудно устроить, но мы умудряемся.
Я пьян от любви и счастья! В прямом смысле этого слова. Раньше встречал в книгах такое выражение, но не думал, что надо понимать его буквально.
С нами едут социалисты-революционеры. Двое молодых мужчин с бородами. Миша говорит, что наклеенными. Он спорил с ними о политике. Оба они страшно горячились, доказывали ему несправедливость мироустройства, не замечая, что он только развлекается, нарочно подзадоривая их, и, делая вид, что ничего не понимает. Мы с Анной не вмешиваемся, а мама воюет с Мишей на стороне бородачей.
Я сижу у окошка, кушаю сливы И удивляюсь: каким можно быть счастливым! В ночную дорогу вглядываюсь сквозь мрак И удивляюсь: какой же я был дурак! Разве можно было отчаиваться и хандрить?! Думать плохо о тебе, а тем более говорить. Ты же всегда был верным чистым и терпеливым. Теперь я знаю, каким можно быть счастливым!На границе Миша, доставая паспорт, нашарил в кармане свернутый вчетверо листок, удивился: «Что это у меня такое?» — Прочитал. Я ни сном, ни духом. Вижу, он как-то странно смотрит на меня, склонив голову на бок. Когда пограничники ушли, он говорит мне, глядя в ту бумажку: «Что это? Зачем ты?» А я не понимаю. Забрал у него, посмотрел. Господи! Это же мой акростих «Демианов»! Последний, печальный, жалобный. Значит, он потому ничего на него не ответил, что не видел до сих пор. Как я тогда в карман ему сунул, так он там и лежал. Как будто сто лет прошло, так все переменилось. И обстоятельства и настроение и вообще всё.
В Варшаве солнце ослепительное! Или это я своим счастьем ослеплен?
М.А. удивляет меня и несколько смущает своей странной манерой говорить с Анниным животом. Это он у мамы перенял. Когда они так делают, начинают сюсюкать с ним и даже что-то ему разъяснять, мы с Анной встречаемся глазами и строим друг другу гримасы, не знаю точно, что они означают, но что-то вроде того, что с ума они все посходили, а мы нет.
Изумрудный Берлин пожелтел, покраснел, но мил мне нисколько не меньше. И как чудесно было снова сюда вернуться! Ни Анна ни Миша, не говоря уж о маме, в Берлине не были никогда. Я чувствую себя по меньшей мере заправским путешественником и чуть ли не Берлинцем. Гостиницу отыскали быстро, разместились прекрасно и недорого. Мама и Анна остались отмываться и отдыхать, а М. я потащил, почти сразу же, осматривать город. Гуляли, катались. После поезда голова как чужая. Хожу словно во сне. Целовались, уединившись, в Грюнвальдском лесу. Вроде бы всё, почти, как в лесу том, у нас на даче, но нет — все другое. Значительнее, торжественнее, лучше. И трава и деревья и наша любовь.
По возвращении думали застать наших в тревоге. Какое там! Обе спали без задних ног. Мама и Анна разместились в одной комнате, а мы с М. вдвоем в другой.
В зоосаде Анне стало дурно от запаха. Мы отвезли своих дам в гостиницу и сбежали от них гулять. Страшно напились пивом. Я — прямо до рвоты. Познакомились со здешними, как выражается М., тапетками. Удивительно, как он их везде находит. Они нас затащили к себе на квартиру. Выбрались оттуда уже под утро, без гроша. Хорошо, что я предусмотрительно оставил все деньги в гостинице, а с собой немного взял на расход.
Еле встал к полудню. М. еще спал. Ездил на вокзал на счет билетов. Приезжаю — М.А. нет в гостинице. Пообедали с мамой и Анной. Они уверяют, что М., поднявшись, сразу уехал разыскивать меня на вокзале. Я, подозревая, где его искать, вышел было на улицу — он мне навстречу! Действительно ездил за мной на вокзал. А я-то подумал!
Т.к. билетов я не достал — не смог договориться с кассиром без немецкого, завтра поедем вместе. У Анны с Мишей свои, особые отношения, кажется откровенные. Во всяком случае, они все время шепчутся по углам. Я рад, что они поладили. Немного только ревную. Впрочем, сам не знаю кого.