Новые приключения во времена Людовика XIII

Немов

– Нет, ни разу!
– с готовностью отозвался де Порто. – Ну и светлая же голова у вас, Арман!

– Мы, если мне не изменяет память, никогда не видели ни единой бумаги, ни в покоях кардинала, ни в покоях Его Величества. Это говорит о том, что каждый очень тщательно следит за своей корреспонденцией! Но появление письма очень странно… Я иду к ней!
– решительно сказал де Силлек и встал.
– Необходимо выяснить, что все это значит, если это правда, и предупредить г-жу дю Трамбле, если это ложь. Вполне вероятно, что письмо - только первая ласточка в целом деле очернения дам перед

нами!

– Но зачем?
– удивился де Порто.

– О чем-то подобном мне рассказывала г-жа дю Трамбле. У г-на кардинала, как я теперь понимаю, чрезвычайно широкий опыт в компроментировании неугодных ему людей!

– Если б кардинал Ришелье отчего-то рассорить нас с дамами, то скомпрометировали бы именно нас!
– возразил де Арамисец.

– Вы можете быть уверены, что аналогичное письмо не получили и наши с вами дамы?

Де Арамисец вскочил. Де Батц тоже поднялся.

– Постойте!
– остановил он друзей.
– Если это окажется правдой… Арман, не принимайте все это так близко к сердцу, иначе Изабелла дю Трамбле разобьет его.

– Арман, идите к ней!
– вступил в разговор де Порто, который против обыкновения до этого удрученно молчал.
– Узнайте же все у г-жи де Силлек или, если понадобится, предупредите ее!

– Встретимся завтра!
– бесстрастно сказал де Силлек и стремительно вышел. Все смотрели ему вслед. Невзирая на слова Армана, мрачное предчувствие катастрофы охватило друзей.

– Г-жа маркиза, наверно, уже вернулась из Лувра, - произнес де Арамисец, глянув на часы.
– Я должен ее видеть.

Он с нетерпением подождал, пока де Силлек скроется, и направился к выходу.

– Гм, - пробурчал де Батц, - наверно, нам все-таки не следовало их отпускать, Исаак. Что- то подсказывает мне, что все тщательно продумано! Настолько тщательно, что может оказаться и правдой!

– Как мы расскажем обо всем мушкетерам!?
– покачал головой де Порто.

– Пока будем молчать, Исаак, слышите, пока все не прояснится! Дело - то чрезвычайно деликатное!

– Вы считаете, это - лучший выход?

– Да.

– А что же дальше?

– А дальше, любезный друг, мы тоже отправимся по делу - идемте со мной к де Тревилю!

– Зачем, если вы говорите, что нужно молчать?

– Вот ему - то как раз следует знать о письме. Он нам подтвердит, что г-жа дю Трамбле и г-жа де ла Шпоро - верные друзья короля, а бумага эта - гнусная подделка!

Им удалось побеседовать с г-ном де Тревилем, а вот Арману де Силлек с Изабеллой - нет!

Граф остановился у ворот дома графини, при виде разыгравшейся пред ним, как в театре, странной сцене. Сквозь высокую резную решетку, опоясывающую посыпанный желтым песком широкий двор, Арман де Силлек видел серый фасад роскошного особняка с широким подъездом. Во дворе бегали слуги, разгружали из двух телег бочки с вином, садовник длинными ножницами подстригал тисовую ограду, отделявшую двор от хозяйственных построек, а служанка кормила из передника запряженных в богатую карету черных лошадей.

Взгляд графа был прикован к круглому балкону дома, где мирно беседовали две женщины - Изабелла и г-жа де Шательро - известная всем сторонница кардинала. Изабелла стояла спиной

к перилам, и де Силлек не видел ее лица, а вот г-жа де Шательро, облокотившись на балкон, с доверием и вниманием во взгляде слушала свою юную спутницу.

У графа застучало в висках, а насмешливые строчки письма Изабеллы встали перед глазами, заставляя его испытывать немыслимую сердечную боль. Он отказывался поверить в ужасную правду, чувствуя, что не выдержит такого хлесткого удара судьбы. Изабелла разговаривала с известной шпионкой кардинала Ришелье, верно, улыбалась ей, и они вместе потешались над несчастным влюбленным, что имел несчастье встать у них на пути!

– Господи всемогущий!
– хрипло прошептал потрясенный г-н де Силлек. Эти слова, помимо воли вырвавшееся из его уст, не могли отразить всего того чувства ужаса и душевной обреченности, которые он сейчас испытывал! Прав был проницательный де Батц - г-жа дю Трамбле, в конце концов, разбила графу сердце!

Он неподвижно стоял за оградой, не в силах сделать хоть шаг от спасительной опоры. В широко распахнутых глазах этого, безусловно, храброго и поразительно выносливого человека отражался ужас, и в глубине их медленно гас внутренний огонь.

Неожиданно Изабелла бросилась в дом. Г-жа де Шательро с улыбкой еще немного постояла на балконе, понюхала розы, росшие в ящиках, а затем спустилась вниз, вышла из дома и села в карету. Еще через минуту экипаж неторопливо проехал мимо де Силлек и отправился в сторону Лувра.

– Изабелла, ответь мне, что было нужно от тебя этой интриганке Шательро?
– тем временем хмуро спросил дочь г-н дю Трамбле, когда та вошла в его кабинет.
– Чего ради она решила нанести тебе дружеский визит? Чего это она так призывно улыбалась и из кожи вон лезла, чтоб только понравиться тебе?

– Я не поняла.

– Зачем же ты столь неосмотрительно согласилась беседовать с ней? Почему тебя не смутила странная перемена - то она терпеть тебя не могла, а то явилась к тебе в дом с изъявлениями приязни?

– Она пришла ко мне повиниться, рассказать, как ей плохо…

– А почему это беседовать нужно было на балконе, а?

– Г-жа Шательро сказала, что ей необходим свежий воздух, ибо она волновалась!

– С чего бы это вдруг заволновалась такая бесчестная особа? И о чем вы так долго говорили?

– Ей так трудно, отец, как было бы, наверно, мне на ее месте, потом она просила дружеского совета, что же ей делать. Ее опасаются в Лувре, ей не доверяют в домах парижских вельмож! Она действительно несчастна, отец!

– Ха! Она, конечно, ловко сыграла на твоих жалости и доброте к людям, Изабелла!

– Вы так говорите, будто я совершила ошибку, беседуя с ней!

– Не люблю я, когда люди чересчур резко меняются!

– Мне тоже показалось, что она тянула время, мялась, не решалась в чем-то признаться, будто-то ждала чего-то. На какой-то миг мне померещилось что- то странное в ее взгляде, насмешливое и страшное, будто она раздумывала, ударить меня кинжалом сразу или чуть помедлить, отец! И, к концу разговора, баронесса заявила, что на моем месте никогда бы не разговаривала со своими врагами. Что бы это значило, отец? Почему она так сказала?