Новый курс или кривая дорожка? Как экономическая политика Ф. Рузвельта продлила Великую депрессию

Фолсом Бертон

Тагвелл обратился к Рузвельту в поисках утешения и защиты от Бёрда и его единомышленников, которые пытались сократить бюджет RA и публично дискредитировать Тагвелла за его экспериментальные города. У Рузвельта были свои претензии к сенатору-демократу Бёрду, который выступал против многих программ Нового курса. Реакция Рузвельта интересна. Он сказал Тагвеллу: «Я знаю причины такого поведения Гарри Бёрда. Он боится, что вы вынудите его платить сборщикам яблок больше десяти центов в час». Этот комментарий был передан колумнисту Дрю Пирсону, который опубликовал его и заставил Бёрда оправдываться. С тех пор историки используют эти слова, чтобы либо поддержать Тагвелла, либо продемонстрировать сострадание Рузвельта к бедным [156] .

156

Tugwell, The Democratic Roosevelt, 444n; Heinemann, Harry Byrd of Virginia, 137; James T. Patterson, Congressional Conservatism and the New Deal (Lexington: University Press of Kentucky, 1967), 29–30, 117, 200–202, 212, 216–217, 301–302, 319–320; 329, 348; A. Cash Koeniger, “The New Deal and the States: Roosevelt versus the Byrd Organization in Virginia,” Journal of American History 68 (March 1982), 876–896.

Как

следует расценивать получившую широкую огласку критику Бёрда Рузвельтом? Во-первых, высказывание Рузвельта содержит в себе нравственный императив – Бёрд «должен платить больше» своим работникам. Бёрд мог ответить на это: «На самом деле я платил сборщикам яблок гораздо больше – 2,5 долл. в день, пока правительственная программа – тариф Смута—Хоули не разрушила мой экспортный рынок и не вынудила меня продавать разные сорта яблок более узкой, американской группе потребителей. Теперь еще одна правительственная программа, Управление по переселению, приходит в мой город и втягивает моих лучших сборщиков яблок в проект, чреватый крупной растратой денег налогоплательщиков». Если Бёрд нес убытки из-за увольнения сборщиков, правительство не получало с него налоги, с помощью которых, конечно, и проводились программы Нового курса.

Это серьезный аргумент. Великая депрессия и последовавший за ней высокий тариф блокировали Бёрду продажи. Сверх того, бури и град сильно повредили яблочному бизнесу Бёрда в 1930 и 1934 г. В эти годы он отчаянно пытался заработать, чтобы не прогореть. В отличие от Тагвелла у Бёрда не было федеральных субсидий, чтобы платить высокие зарплаты, так что если бы он их платил со своей мизерной или нулевой прибылью, то в результате отрицательное сальдо в его бухгалтерских книгах вынудило бы его продать некоторые сады, а то и вовсе выйти из бизнеса. В последнем случае вся яблочная индустрия долины Шенандоа оказалась бы под угрозой закрытия и массовой безработицы. Кто бы тогда в Виргинии заработал прибыль, чтобы производить налоговые доллары, необходимые для осуществления программ Рузвельта?

Нравственное суждение Рузвельта по поводу зарплат, выплачиваемых Бёрдом, безусловно, поставило сенатора Виргинии в положение оправдывающегося. Но как президент тратил свои собственные деньги? Рузвельт владел фермой в Гайд-Парке, но в отличие от хозяйства Бёрда ферма Рузвельта каждый год теряла деньги, и он даже вычитал убытки из своего подоходного налога, благодаря чему правительство получало меньше денег для реализации поддерживаемых президентом многочисленных федеральных программ.

Еще один интересный момент состоит в том, что когда Рузвельт тратил свои собственные деньги, то порою бывал очень прижимист. Например, когда Рузвельт ехал на поезде из Вашингтона в Гайд-Парк [157] , он всегда заказывал отдельный вагон для себя и своей команды. Обслуживание этого вагона, включавшее в себя обеспечение президента и сопровождавших его лиц множеством блюд, газетами и различными удобствами, требовало величайшего прилежания и внимания к деталям. Но за обслуживание вагона в течение всего путешествия – в оба конца – Рузвельт давал проводнику всего 5 долл. чаевых. Ехавшие в соседнем вагоне репортеры в сумме платили чаевых в восемь-десять раз больше, чем президент. Уолтер Трохэн из «Чикаго Трибюн» заметил вызванную этим проблему: «ФДР никогда не был щедр на чаевые, но особенно это касалось поездок на поезде. Он платил обслуживавшему его вагон проводнику 5 долл. за всю поездку от Вашингтона до Гайд-Парка и обратно, независимо от того, сколько гостей было в его вагоне. В вагоне для прессы каждый из нас платил по 2 долл. за поездку, но нас было порядка 20 человек. Сэм [Митчелл, проводник] вскоре отказался работать в частном вагоне: честь обслуживать президента меркла для человека, которому надо было содержать

семью, оплачивать учебу сына в колледже и платить за дом, когда он мог заработать 40 долл. в вагоне для прессы вместо 5 в частном вагоне» [158] .

157

Расстояние между этими городами составляет 494 км. – Прим. ред.

158

Geoffrey Ward, A First-Class Temperament: The Emergence of Franklin Roosevelt (New York: Harper & Row, 1989), 264–267, 768–769; Mark Leff, The Limits of Symbolic Reform (Cambridge, England: Cambridge University Press, 1984); Walter Trohan, Political Animals (Garden City, N.Y.: Double-day, 1975), 74; David Brinkley, Washington Goes to War (New York: Bal-lantine, 1988), 167–168.

Обладай сенатор Бёрд зловредным нравом, он мог бы поддержать закон о минимальной заработной плате, обязывающий платить проводникам 20 долл. за обслуживание частного вагона в каждой поездке из Вашингтона в Гайд-Парк. Он мог бы перефразировать президента и заявить прессе: «Рузвельт боится, что сенат заставит его платить проводникам за обслуживание его вагона больше 5 долл.».

Глава 6

Пособия и Управление общественных работ (WPA): оказывалась ли реальная помощь безработным?

По мере того, как углублялась Великая депрессия, стремительно росла безработица, и вставал вопрос: как выжить безработным, что необходимо сделать, чтобы облегчить им жизнь?

На протяжении всей американской истории, с самого ее начала, благотворительность оставалась заботой штатов и местных властей. Муниципальные чиновники, местные представители церкви и отдельные граждане оценивали правомерность потребностей людей в своих сообществах и округах; церкви и другие организации могли предоставлять еду, жилье и одежду жертвам пожаров или женщинам, брошенным мужьями-пьяницами. По мнению большинства американцев, прямой контакт людей, предоставлявших помощь, с ее получателями был полезен и тем и другим. Это, с одной стороны, позволяло правильно определять размер пособий, а с другой – не поощряло лени и безответственного отношения к труду [159] .

159

Mark Noll, A History of Christianity in the United States and Canada (Grand Rapids, Mich.: Eerdmans, 1992); Josephine C. Brown, Public Relief, 1929–1939 (New York: Octagon, 1971 [1940]), 3–38; Robin Lampson, “Man at His Best,” in Burton W. Folsom, Jr., ed., The Spirit of Freedom: Essays in American History (Irvington, N.Y.: Foundation for Economic Education, 1944), 103–108.

Отцы-основатели считали, что помощь должна оказываться на местном уровне и быть добровольной, и по Конституции благотворительность не входит в функции государства. Джеймс Мэдисон, защищая Конституцию, говорил: «Ни одному человеку не дозволено быть судьей в собственном деле, поскольку владеющие им интересы, несомненно, повлияют на его решения и, вполне вероятно, растлят его честность». Другими словами, если бы пособиями и другими видами помощи стало заниматься федеральное правительство, то идея была бы политизирована, а политики и авантюристы могли бы сговориться и продавать голоса за еду. Мэдисон вопрошал: «А разве законодатели не являются защитниками и поборниками тех самых дел, по которым выносились решения?» [160]

160

Federalist, No.10, in Alexander Hamilton, James Madison, John Jay, The Federalist Papers, автор введения – Clinton Rossiter (New York: New American Library, 1961), 79 [Федералист № 10 // Федералист. Политические эссе Александра Гамильтона, Джеймса Мэдисона и Джона Джея. М.: Прогресс—Литера, 1993. С. 81].

Конец ознакомительного фрагмента.