Новый Михаил
Шрифт:
ПЕРЕГОВОРЫ ГЕНАРАЛА ИВАНОВА С ГЕНЕРАЛОМ ХАБАЛОВЫМ
«У аппарата генерал–лейтенант Хабалов. Положение отчаянное. В моем распоряжении, в здании Адмиралтейства, четыре гвардейских роты, пять эскадронов и сотен, две батареи. Прочие войска перешли на сторону революционеров или остаются, по соглашению с ними нейтральными. Отдельные солдаты и шайки бродят по городу, стреляя в прохожих, обезоруживая офицеров…Все вокзалы во власти революционеров, строго ими охраняются…Все артиллерийские
«Здесь генерал–адъютант Иванов. Вы получили текст «Обращения ЧК». Доведите его до сведения войск. Обещайте всем вашим людям, кто останется до конца верными присяге, внеочередное производство в чин и награды. Подбодрите людей. Особо подчеркните, что помощь близка, а действия заговорщиков близки к панике. Оставайтесь в здании Адмиралтейства. Организуйте тиражирование «Обращения» и распространение его среди всех, кого возможно, включая восставших и дезертиров. Вы понимаете меня? Хотя бы это вы можете сделать? Иванов»
«Я постараюсь. Хабалов»
«Если вы не возьмете себя в руки и не приведете войска в порядок, когда мы доберемся до столицы, я вас лично расстреляю за все что вы натворили. Иванов»
ПЕТРОГРАД. 28 февраля (13 марта) 1917 года.
В зале висела тягостная тишина. Одни растерянно смотрели на Родзянко, другие же, наоборот, усиленно прятали глаза. Триумф, который был так явственен, так очевиден, что казалось был уже вполне осязаем, вдруг обернулся немыслимой катастрофой.
Родзянко понимал, что он должен что–то предпринять в этой ситуации, но что? Когда ему десять минут назад вбежавший Милюков протянул лист бумаги, он как раз заканчивал провозглашать здравицы новому Временному правительству России. Настроение, которое и так было хуже некуда, после того, как его (!) Львов, Керенский и Шульгин оттерли от формирования правительства, вдруг просто–таки обвалилось куда–то в мрачные подвалы Петропавловской крепости. От текста веяло смертельным холодом и перед глазами живописно возник образ дыбы, да именно дыбы, а отнюдь не цивилизованных камер в которых сидели в России политические заключенные. Мороз продрал его кожу и Родзянко явственно передернуло. Что же делать? Нужно срочно что–то придумать, потому что если допустить распространение…
И тут Родзянко с ужасом понял, что все это время пока он был в прострации, Милюков читал вслух текст «Обращения ЧК», второй экземпляр которого он держал в кармане. Упавший набок графин с водой, который выронил кто–то из присутствующих, щедро заливал проекты решений нового правительства…
ПЕРЕГОВОРЫ ГЕНАРАЛА ЛУКОМСКОГО С ПОЛКОВНИКОМ КУТЕПОВЫМ
«У аппарата генерал–лейтенант Лукомский. Здравствуйте!»
«У аппарата полковник Кутепов. Здравия желаю ваше превосходительство!»
«Вашему сводному отряду надлежит взять под контроль министерство путей
«Ограничен ли я в методах достижения поставленной задачи? Кутепов»
«Решением ЧК введен Особый режим управления. Действуйте исходя из ситуации так, как сочтете нужным. Вы лично отвечаете за исполнение полученного приказа. Лукомский»
«Приказ ясен. Разрешите выполнять? Кутепов»
«Выполняйте. Да благословит вас Бог в вашем деле. Лукомский».
ПЕТРОГРАД. 28 февраля (13 марта) 1917 года.
— Революционные отряды должны взять под контроль министерство путей сообщения, все вокзалы Петрограда. Кроме того необходимо захватить железнодорожные узлы Царского Села, Гатчины и Тосны для блокирования переброски в столицу царских войск с юга. Срочно поднять восстание в гарнизонах Царского Села и Гатчины. Мы должны продержаться несколько дней любой ценой, пока восстание не охватит другие города. И до тех пор, пока нас не признают союзники.
Родзянко отдавал распоряжения четкими отрывистыми фразами, пытаясь вдохнуть веру в победу в эту изрядно перетрусившую публику. Вскочил Керенский.
— Я выступлю на площади перед Таврическим дворцом! Я вдохновлю добровольцев! Сегодня же отряды сознательных граждан новой России выедут в эти очаги царизма и деспотии! Мы выкорчуем эту заразу! Я иду на площадь!
Керенский опрокинув стул выбежал из зала. Родзянко мрачно проводил его взглядом. Что екнуло внутри от нехорошего предчувствия…
ОРША. 28 февраля (13 марта) 1917 года.
Император Всероссийский изволил гневаться. Фредерикс, Воейков и Нилов молча ждали, пока Государь закончит выражать свое негодование. Наконец Николай Второй заявил:
— Кругом измена и трусость и обман! Михаил тоже хорош! Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость! Владимир Борисович, садитесь, я буду диктовать Высочайшее повеление!
Воейков принялся записывать под царственную диктовку.
«1. Деятельность самозваного «Комитета спасения народа и России» прекратить, все решения и распоряжения этого комитета отменить, все отпечатанные «Обращения ЧК» изъять и уничтожить.
2. Генералу–адъютанту Иванову взять под домашний арест всех участников самозваного Комитета по обвинению в измене Государю Императору.
3. Произвести тщательное расследование гибели генерала–адъютанта Алексеева.
4. И. д. нашатверха назначить генерала–адъютанта Иванова.
5. До Нашего прибытия в Царское Село никаких действий по усмирению мятежа не осуществлять.
Николай»
ПЕТРОГРАД. 28 февраля (13 марта) 1917 года.
— Именем революции я приказываю вам сложить оружие и покинуть здание министерства путей сообщения! С этого момента я являюсь здесь главным!