Новый Мир (№ 2 2008)
Шрифт:
становясь все тоньше и незримей,
я давно живу в четвертом Риме,
то есть в измерении ином.
Становясь все тоньше и незримей,
я давно живу в четвертом Риме —
пятому вовеки не бывать.
Господи, на что мне уповать?
Пусть освободит
свято место — станет только чище
многомиллионная земля.
А потом на днище котлована
шапку просвещенного Ивана
мы отыщем, больше не пыля.
* *
*
Меня перепутать с пилотом
несложно — я молод и лих.
Отыскивают по болотам
таких и не слишком таких.
Я, глядя на башни и шпили,
чужие бомбил города —
пропитана тучами пыли
седая моя борода.
Дом творчества в этом отеле
был некогда. Писателбя
всей армиею улетели,
и пухом им стала земля.
На внуковском аэродроме
пилотов глотает удав
пространства, но в творческом доме
спасается летный состав.
Заснеженно летное поле,
и заледенело оно.
Болото вскипит поневоле,
и кровь превратится в вино.
Мы все тут заряжены с детства
на вечную жизнь в облаках —
мгновенно успеет раздеться
уборщица с тряпкой в руках.
* *
*
Да не хожу я никуда гулять,
двустволкой вызывающего взгляда,
своей особой солнце раскалять.
Мне ничего не надо.
Мне стыдно, что заметили
за грешным делом
глазеть на птиц, подобно им звеня
в лесу обледенелом.
Волк волку человек, а я при чем?
Лес лесу не чета, а мне чета ли
зверинец сей, что мне препоручен
для поисков единственной детали?
Меня тут не читали, я пошел,
пишите мне, не ждите — не отвечу.
Нашли кому, доверили глагол,
забыли шкуру предложить овечью.
Глаголица
Предвосхитила жизнь мою отвергнутая жизнь иная —
лишь по глаголу голодая, тебя, глаголица, пою.
С небес течет кровавый пот, и град грохочет в каждом слове,
и у тебя в составе крови Эллада плачет и поет.
Поет соперница твоя — кириллица, сестра родная,
подлунный мiръ преображая и приручая соловья.
Сгущается ночная мгла, и глаголическая кода
на меч Крестового похода кровавым отблеском легла.
Латинский лен, османский плен, воронка дантовского ада,
и на руинах Цареграда ты пала жертвой перемен.
Упала, ливнем бытия успев погибельно упиться,
не горлица, не голубица —
глаголица, звезда моя.
* *
*
Это я раздолбал Арбат,
всю брусчатку, погнул фонари.
Не оглядывайся назад,
в спину мне не смотри.
Не научишься ничему,
только топот моих копыт
уплотняет ночную тьму,
состоящую из обид.
Я прошел этот путь, и ты,
безусловно, его пройдешь,
и кладбищенские кресты
на брусчатке растут, как рожь.
Тут и кончатся сто дорог,
и уснет на твоих руках
белокожий единорог,
ветку лавра держа в зубах.
Колонка для живой воды