Новый Мир (№ 2 2009)
Шрифт:
Разумеется, искусство постоянно занято сопряжением далековатых идей, но здесь идейные и интонационные мосты наведены наспех, напоказ, так сказать, по-потемкински, отчего, наверно, эта фраза меня и коробит. По сути дела, она произнесена Олешей в маске Кавалерова, хотя в дневниковых записях вроде бы можно было быть — и он бывал — посвободнее. Немного примиряет с ней то, что, судя по контексту, акцент тут на праздновании не столько собственного ухода, сколько эстетического превосходства природного мира над человеческим «я». Теперь она мне, конечно, запомнится — не как удачно построенная, а как успешно деконструированная. То есть уже не без меня.
Образцово разрешил тему, по-моему, Бунин, избежавший, насколько это возможно в печатном тексте, апелляций к публике:
<Без
Настанет день — исчезну я,
А в этой комнате пустой
Все то же будет: стол, скамья
Да образ, древний и простой.
И так же будет залетать
Цветная бабочка в шелку —
Порхать, шуршать и трепетать
По голубому потолку.
И так же будет неба дно
Смотреть в открытое окно,
И море ровной синевой
Манить в простор пустынный свой.
10.VIII.16
Кстати, это стихотворение я уже разобрал [9] и, значит, тоже немного в нем прописался. Максимы о смерти буквально взывают об апроприации. На мир без себя мы согласны, но умирать как-то интереснее за компанию.
УХО
Из советских анекдотов о визите персонажа, обычно еврея, в КГБ за разрешением на выезд под тем или иным предлогом за границу мне запал в душу тот, где он предъявляет письмо от оглохшей парижской тети, зовущей приехать за ней ухаживать.
— Ухаживать за больной тетей — это хорошо, — говорят ему. — Но, может, лучше она приедет сюда и вы будете тут за ней ухаживать?
— Да нет, вы не поняли. Она оглохла, но пока что еще не о.уела!..
Я чувствовал, что помимо шикарного двойного абсурда — нелепо как предложение кагэбэшника о переезде тети в СССР, так и одновременно наивный (вы не поняли) и нахальный (еще не о.уела) ответ еврея, — в этой миниатюре таинственно лепечет еще что-то, какое-то неуловимое je ne sais quoi [10] , типичный вызов исследователю.
Ну, во-первых, хохма уже в том, что о.уение предстает как высшая стадия глухоты. Эта несложная смысловая пропорция подкрепляется богатой морфологической и фонетической перекличкой слов оглохла и о.уела . Опорную роль в ней играет звук х, несущий в русском языке мощные матерные коннотации, каковые в финале и прорываются наружу. При этом расшевеливается обычно дремлющая сексуальная метафорика мата, высвобождая в образе парижской как-никак тети то ли нимфоманиакальную, то ли трансгендерную энергию.
Но этим дело не ограничивается. По смыслу за оглохла слышится неназванное ухо , палиндромически различимое и в начале слова о.уела ( уха- есть и в ухаживать ). Ухо вообще часто используется в русском обсценном фольклоре как коррелят . уя , например в одесском анекдоте о посетителе концерта, который поднимается на сцену, чтобы помочь конферансье утихомирить публику:
— А ну-ка, урки, ша!
Зал замирает.
—
— .уй!
— Дешево купились, урки! Ухо! А теперь прослушайте «Сентиментальный вальс» Чайковского!
Это, в общем, все, если не считать неожиданной, хотя и спрятанной на видном месте связи между глухотой и абсурдом. Слово абсурд происходит от латинского absurdus (- a, -um ), которое состоит из приставки ab-, «прочь, от, без» и т. д., корня surd-, «глухой, беззвучный, немой, тусклый, бесчувственный, бессмысленный», и родового окончания и значит «неблагозвучный, неприятный, неуместный, нескладный, глупый, бездарный, нелепый». Значения приставки и корня складываются немного странным образом (поскольку отчасти дублируют друг друга — общей в них негативностью), но понять можно: «напрочь оглохший». То есть, по-нашему, — «о.уевший». Недаром Ломоносов находил в русском языке великолепие гишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность италианского
и сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языков.
ОТЖИВАТЬ
— А где такие-то? Что-то их последнее время не видно, — спросил я Таню в наш первый год в Штатах о знакомой паре американцев.
— Они в Канаду поехали.
— В Канаду? Зачем? Что у них там?
— Они к Мельчукам поехали, отживать.
— Как это?
— Ну, помнишь, Мельчук, когда здесь лекции читал, у них останавливался, так вот они теперь к нему поехали — свое назад отживать.
Это было сказано почти тридцать лет назад, запомнилось намертво и периодически просилось быть отрефлектированным. Удачность неологизма на прочной архаической подкладке я почувствовал сразу, но вдумываться всерьез до сих пор ленился.
Этическая сторона описываемой жилищной комбинации не так ужасна, как может показаться. Всем нам знаком принцип «я — тебе, ты — мне», и ничего зазорного в обмене услугами, в частности по линии гостеприимства, нет. Ну, нелепо выглядит поездка, продиктованная исключительно возможностью бесплатного постоя, а тем более стремлением поскорее отоварить причитающееся. Ну, есть что-то туповато американское в том, как калькулятор определяет желания людей. Ну, дождались бы настоящего повода, тогда бы и поехали. Но, как говорится, на свои законные гуляем, кому какое дело?
Видимо, секрет этой остроты все-таки не столько в содержании, сколько, как по большей части и бывает, в форме — во внутренней форме слова, в работе с корнем и приставкой.
Начнем с приставки. От- может означать отдаление, завершение (отделать) , реакцию (отразить), возмещение (отдарить), отнятие (отсудить), отрицание... Собственно, слово отжи[ва]ть ,правда в другом значении, существует — оно значит «слабеть, дряхлеть, уходить в прошлое, переставать быть жизненным, отмирать». Естественным фоном ему служат глаголы с тем же корнем, но другими приставками: выжи[ва]ть, пережи[ва]ть («сохраняться, не умирать»), изжи[ва]ть (о недостатках), зажи[ва]ть (о ране), заживать (чужой век), прожи[ва]ть («расходовать»).