Новый Мир (№ 2 2010)
Шрифт:
[30] «О великая Звезда! В чем заключалось бы твое счастье, если бы у тебя не было тех, кого ты освещаешь?»; «О моя Душа, ныне я все отдал тебе, до последнего, мои руки пусты, я повелел тебе петь, — таков был мой последний дар!» (Nietzsche Friedrich. Also sprach Zarathustra. Paris, «Aubier — Flammarion», 1969, vol. I, p. 55; vol. II, p. 163).
[31] «И вот тогда от залива до лагуны, от перешейка до маяка, во всех улицах, поверх всех домов и храмов, раздался единый крик; он то утихал, то начинался вновь; от него дрожали зданья; Карфаген содрогался в спазмах
[32] «Кто, удаляясь в изгнание, убегает от самого себя?» (лат.)
Перевернутый человек
Науменко Виталий Владиславович — поэт, прозаик, переводчик. Родился в 1977году в городе Железногорске-Илимском Иркутской области. Окончил филологический факультет Иркутского государственного университета. Был редактором-составителем (совместно с Анатолием Кобенковым) альманахов “Зеленая лампа” и “Иркутское время”. Публиковался во многих литературных изданиях и антологиях. Автор трех стихотворных книг. Лауреат премии имени Виктора Астафьева. Живет в Москве.
В “Новом мире” публикуется впервые.
* *
*
Кто выдумал это старушечье лето,
где гулконемой одуванчик цветёт
и лезет в глаза и дышать не даёт?
Кто выдумал с лёту дыру и заплату?
Что чувствует он? — каждый шорох, движенье,
цветенье природы и приумноженье
таких же, как он, набирающих сок,
чьи слёзы — вода. А вода дождевая —
обозная, грозная и гроздевая…
Когда бы ты сжился, когда бы ты смог…
Кто выдумал дату, билет до обратно?
По горлу захлёстом скользит перелёт.
Кто выдумал дату, дурную примету:
чтоб пущен был злой одуванчик в расход,
рассеян по свету?..
* *
*
Ни буфета, ни магазина;
Перевёрнутый человек.
Отливающие бензином
Забольничные вены рек
Чередой оглушают память
И воронкой
Сумасшедшая меж рядами
Подошла застелить кровать.
Смерть имея в виду, родная,
Мы имеем в виду и снег.
Эта черная муть сырая
Перебеливает четверг,
Слыша музыку под руками,
Разбивается об стекло.
Только радио между нами,
Как растение, проросло.
Чифирну. Дам конфету. Слушай
Пенье слабых небесных сил.
Дым тягуч. Это просто случай,
Что не брился и не курил,
Отвлекался на что попало
И читал по складам твой бред,
Зарывался под одеяло,
Чтоб избавиться от примет.
Но в тебе я другую видел —
Ту, обжившую коридор,
Что, жалея, желает выйти
Этой жалости на простор.
Боль больнее чужой, а злоба —
Как роса на цветах, и пусть
Ты в словах заблудилась, чтобы
Знать безумие наизусть.
И тебе коридор не тесен,
И подругам твоим в рванье.
Если скажешь, что день чудесен,
Сколько верного во вранье.
Будем все хороши и благи.
Не гуляй промеж ребер, снег.
Ну а я что? Кусок бумаги,
Перевёрнутый человек.
Психея
Психея-бабочка узоры перечтёт,
Случайно их перебирая,
Сличая крыльями прохладными, но вот
Уже за ней спешит другая.
Какая драма здесь, какая суета,
Какой порок необъяснимый,
Что эта та — почти уже не та :
Размыт и скошен первый снимок.
Держи фасон, а грешница-земля,
Венок свивая, развивая,
Укрытье даст. Но комната не зря