Новый Мир (№ 3 2008)
Шрифт:
В “Матч-Пойнте” Крис (Джонатан Рис-Майерс) — бывший инструктор по теннису, пробившийся в высшее общество путем удачной женитьбы, — чтобы не выпасть из своей золотой клетки, бестрепетно убивает беременную любовницу (Скарлетт Йоханссон) да еще и постороннюю старушку в придачу. Когда герою являются призраки убитых им женщин и сурово задают сакраментальный вопрос: “А совесть?!” — Крис отвечает, что совесть в иных случаях нужно “замести под ковер”: наплевать и забыть. В здешнем мире царит случайность, а с того света, который то ли есть, то ли нет (Аллен выстраивает его как ироничное допущение: пафосные полупрозрачные призраки — из репертуара третьеразрядных “ужастиков”), сюда не докричаться. И никакой вещий сон — “как все было на самом деле”, — приснившийся полицейскому инспектору, не перевешивает вполне материальных улик (колечко убитой старушки, выброшенное героем, попало в руки какого-то
В “Сенсации” свидетельства выходцев с того света пользуются куда большим доверием. Тут дух недавно почившего журналиста во время представления заезжего фокусника Чудини (Вуди Аллен) является одной юной американке, помещенной в ящик для дематериализации (красотка Скарлетт Йоханссон в нелепых очках и с брекетами). Призрак не утерпел и сбежал из загробного мира, чтобы поделиться сенсацией: оказывается, знаменитый аристократ, лорд Лайман (Хью Джекмен), — серийный убийца, известный как “маньяк Таро”. Чудини вместе с наивной американкой, мечтающей о журналистской карьере, немедленно втягивается в расследование преступлений зловещего лорда; но героиня Скарлетт Йоханссон в подонка тут же влюбляется, а старый клоун, взявший на себя роль благородного папы-нефтепромышленника (надо же было помочь девушке втереться в высшее общество), за напарницу очень переживает. Переживает так сильно, что в какой-то момент, презрев панический страх перед британским дорожным движением, где все почему-то едут по встречной, мчится в загородное поместье предупредить “дочурку” о смертельной опасности. На дороге он и находит свою безвременную кончину, врезавшись в дерево.
Девица, слава богу, остается жива. Лорду не удается ее утопить (Вуди Аллен пародийно цитирует здесь финал “Американской трагедии”, так же как в “Матч-Пойнте” использовал сюжет драйзеровского романа). Добродетель торжествует, порок наказан, сенсационная статья напечатана, и провинциальная неудачница в момент становится суперзвездой. Но это не главное. Главное тут — очередной вуди-алленовский этический парадокс. Да, на земле у нас — царство видимости, а за гробом, как и положено, правят Истина и Справедливость. Можно прислушаться к словам призрака — посланца иных миров — и вывести убийцу на чистую воду. Но за это кому-то приходится заплатить. Причем — жизнью. И платит тот, кто сильнее любит. Не девица, которая, похоже, только прикидывалась влюбленной, чтобы спровоцировать лорда, а старый гаер, нарцисс и эгоцентрик, в душе которого вдруг поселилось на склоне дней бескорыстное отцовское чувство. Любовь, как и всякое искреннее чувство, по Вуди Аллену, — вернейший способ угодить на тот свет. Впрочем, в этом нет ничего уж такого страшного: плывя по мрачному Стиксу в унылой ладье Харона, Чудини тут же принимается показывать фокусы и привычно морочить головы случайным попутчикам. Так шутить над собственной смертью в семьдесят с лишним лет способен, наверное, только один человек — Вуди Аллен. “Сенсация”, по сути, — заранее предъявленная публике ироническая автоэпитафия вечного пересмешника: мол, не надейтесь, каким был, таким и останусь, хоть на этом, хоть на том свете; так что садитесь поудобнее и готовьтесь аплодировать.
В “Мечте Кассандры” сам Вуди Аллен, впрочем, в кадре не появляется. Нет тут и призраков. “Вертепную” машинерию вроде загробной ладьи, на носу которой мрачно высится фигура Смерти с косой, режиссер решительно задвигает в подсобку и делает вид, что снимает нормальное, соцреалистическое кино в духе Кена Лоуча. Заняты в фильме исключительно английские актеры (неотразимую Скарлетт Йоханссон сменяет не менее красивая, но куда менее известная Хейли Этвелл). Изображение совсем не такое нарядное, как в двух предыдущих картинах. Тут есть, конечно, и стриженые газоны, и роскошные рестораны, и даже поместье, но гораздо больше места занимает фактура “пролетарского” свойства: автомастерская, захламленные жилища, дешевые ресторанчики, собачьи бега, игорные притоны… Театрик, где служит героиня, — заштатный, хотя и с претензиями. Говорят герои на каком-то немыслимом кокни (знатоки утверждают, что такого городского диалекта вообще нет в природе), а музыкальный ряд состоит на сей раз не из роскошных оперных арий, а из мрачных минималистских аккордов Филиппа Гласса. Все это, однако, не более чем лукавство — очередная “заячья петля”, прыжок в сторону. Братья-разбойники, помещенные в этот бандитски-пролетарский антураж, ведут себя как нормальные буржуа, а все их метания и страдания от и до обусловлены сценарием очередного кукольного спектакля.
Старший, Иен (Эван МакГрегор), стройный блондин
Минут двадцать режиссер показывает нам этих братьев со всех сторон: их работу, родителей — безответный папа в очках (Джон Бенфилд) и мама (Клер Хиггинс), вечно подначивающая его успехами брата-миллионера; девушек — незатейливую блондинку Кейт (Салли Хоукинс) и роскошную брюнетку Анжелу (Этвелл), к ногам которой влюбленный Иен готов сложить все свое не существующее пока состояние; их любимую игрушку — яхту “Мечта Кассандры”, купленную после выигрыша на собачьих бегах и названную в честь победившей собаки; их финансовые проблемы: познакомившись с Анжелой, Иен наврал, что владеет отелями в Калифорнии, и теперь ему необходимо подтвердить реноме; Терри же проигрался и задолжал ну очень крутым пацанам…
Дав братьям окончательно запутаться в денежных делах, Вуди Аллен эффектно выводит на сцену богатого дядю (Том Уилкинсон). Дядя совершенно роскошный — двухметровый господин в розовом пиджаке, с седыми висками и благородно-порочным лицом. Он, конечно, готов помочь любимым племянникам, но просит об ответной услуге: они должны убить его компаньона, который — нехороший человек — готов свидетельствовать против дяди в суде. Ключевая, поворотная сцена идет под дождем (так же как сцена первого секса между Крисом и Нолой в “Матч-Пойнте”). Дядя, аки змий, картинно расхаживает под деревом, разыгрывая перед Иеном и Терри целый спектакль: широкие жесты, проникновенные интонации, пафос семейных ценностей, благородное негодование в ответ на робкую попытку мальчиков возразить… Как тут устоять? После некоторых колебаний братики соглашаются. Точнее, соглашается Иен и потом убеждает Терри. Со второй примерно попытки им удается пристрелить из самодельных пистолетов дядиного компаньона, подстерегши его в момент возвращения от девяностолетней старушки матери. Самого убийства мы так и не видим: камера деликатно уходит в кусты…
Ну а дальше — все как по писаному. Акции Иена уверенно идут вверх. Красавица Анжела предпочитает его богатому аристократу, сделавшему ей предложение. Акции Терри стремительно падают: он мучается, теряет работу, не выходит из дому, жрет таблетки, запивая их бренди, — словом, ведет себя так, что Кейт уже подумывает, не свести ли его к психиатру. Сам же Терри, припершись прямо в рабочем комбинезоне в аристократическое поместье, где Иен чудесно проводит время с Анжелой в высшем обществе, признается брату, что дошел до ручки и прямо завтра пойдет сдаваться в полицию (точно так же в “Матч-Пойнте” мирный уик-энд под сенью столетних деревьев нарушали отчаянные звонки Нолы, сообщающей Крису о своей беременности).
Иен предлагает Терри перед сдачей покататься на яхте. Они выходят в море. Спустившись в каюту, Иен торопливо крошит снотворное в бутылку с “Гиннесом”, но в последний момент… не решается отравить брата. Разбив бутылку, он в истерике набрасывается на Терри: “Почему ты, идиот, не смог это вытерпеть?!!!” Терри отбивается, неудачно опрокидывает брата на стол. Тот мертв. Следующий план: полицейские, оцепляющие пирс желтой лентой, буднично сообщают, что дело ясное: один случайно убил другого и сам после этого утопился. Их девушки — Кейт и Анжела — тем временем мирно примеряют кофточки в магазине.
Некоторые зрители решили, что режиссер издевается: какая, на фиг, трагедия?! Нет, конец, ничего не скажешь, печальный. Но интонация! Режиссерский взгляд на события — олимпийски отстраненный, на грани насмешки. Саспенса нет. Действие прямолинейно движется из пункта А в пункт Б, от преступления к наказанию, без каких-либо неожиданных поворотов как на уровне фабулы, так и на уровне эволюции персонажей. Кто здесь трагический герой? Медвежонок Терри, который полфильма страдает с одной и той же уморительной миной — брови домиком? Крысеныш Иен, который нервно мечется, словно ему прищемили хвост? Оба они — всего лишь глупенькие дети, соблазненные опытным негодяем дядей; при этом с дядей, как ясно, все будет в порядке, а горе родителей режиссер беспечно оставляет за кадром. Как-то все это сомнительно…