Новый Мир (№ 4 2010)

Журнал Новый Мир

Мать с мальчика красный галстук снимает,

сминает, сует в узелок.

Проснувшись, владыка не понимает

почти ничего. Молча глядит в потолок.

 

* *

*

С утра привозили англиканское духовенство, что-то

зачастили

к нам, все говорят о единстве. Или

Рим не может простить им Томаса Мора, или иная забота:

с шотландцами-кальвинистами сфер влияния не поделили.

Показали им кино на английском, понятно, агитка,

цветущий сад монастырский, музыка — хор из “Набукко” —

“На реках Вавилонских” — намек на рабство. Калитка —

вход на кладбище. Переводчик шепчет на ухо

их епископу. Переводчик — он человек военный. Доложит,

о чем был разговор, но скорее всего — о ценах

на хлеб и мясо (придумал — мясо! В монастыре!), а может,

о диссидне и грядущих политических переменах.

Гурий вслушивается: англиканин рассказывает об обольщенье

со стороны обнаженной игуменьи, кагэбистки. Но Гурий тотчас

вспоминает, что “naked KGB” — в данном контексте — имеет иное значенье:

“явно сексотка”. Это Варвара. Ага, оказали почесть

еретику: Варвара интеллигентна, после иняза,

комсомолка, спортсменка, красавица, клобук и ряса

делают женщину привлекательней. С первого раза

начала обработку! Торопится! Но этого лоботряса

кентерберрийского ей не взять, рыбка-то крупновата.

После кино — прогулка и трапеза, послушник читает

житие Симеона Юродивого, по-английски с акцентом, как будто вата

набита во рту. Мальчик, должно быть, мечтает

быть в чинах у Господа и господина, вернее

сказать — товарища. Но пока испорчен не слишком,

не то что Варвара, ну, Бог разберется с нею.

Гурий смотрит на семинаристов — не завидую этим мальчишкам.

Провожает делегацию до ворот. Там уже подогнан

автобус, да, ничего машина, красоты несказанной.

В

келье на тумбочке — Федор Михайлович. Уголок подогнут

страницы, где смерть Зосимы и дух тлетворный, обманный.

Да, виноват был бес перед Алешей за старца святого!

Украл у Зосимы нетленье, как кошелек карманник.

Гурий садится и наливает кружку спитого

чая — крепкий врачи запретили, ломает овсяный пряник.

Вечером жди уполномоченного. Явится, не запылится,

поговорить и сыграть партию в шахматы. Игрок, скажем прямо, не слабый.

Господи, почему у всей этой сволочи крупные, грубые лица,

а голос тонкий, елейный, ну — баба бабой!

Гурий осторожно вынимает из жестяной коробки

шахматные фигурки: изделье конца тридцатых — хорош был

тюремный умелец —

жеваный хлеб, лепка, сушка, покраска, ломтики винной пробки

вместо бархатки, клей вместо лака. Гурий — законный владелец

этого раритета. Сорок лет сохранял. Вот, на доске расставил.

Поймет ли полковник, с кем сыграет сегодня?

Тут не выиграть товарищу, не нарушая правил.

Гурий задавит. Впрочем — на все воля Господня!

 

* *

*

После уполномоченного в покоях табачный дух.

Окурок “БТ”, приплюснутый к блюдечку. Вытряхнуть пепел лень.

Это сделает одна из двух богомольных старух,

которые приходят сюда убирать через день.

Непорядок, конечно, женщины. Но бабки — Божий народ.

Вот перемрут, болезные, а там и Церковь помрет.

Раннее утро. Готовится выезд в село.

Гурий кричит келейнику: Петре, Камень, потщись,

погибаю!4 Чайку, Владыка? Да нет — ногу свело,

размассируй. Хорош, полегчало. Эх, откуда взялись

наши немощи! Все по грехам. Вот вчера вечерком

толковал с негодяем. Все Лернер ему поперек