Новый Мир (№ 4 2010)

Журнал Новый Мир

горла стоит — увольняйте, де, настаивает горком.

Горком! Дался им Лернер! Еврей, но свой паренек.

В семинарской библиотеке, совершенствует каталог,

книжки дает читать приятелям, это он зря.

Но под курчавою шевелюрой — неплохой котелок,

верит, и на работу приходит ни свет ни заря.

И еще говорил полковник —

в селе расписали храм

живописцы-выкресты, но, владыко, у них у всех

в почтовом ящике вызовы в Израиль. Все они будут там.

Кто завтра, кто через год. Это же курам на смех:

иконописцы нашлись! Владыко, вы близко к ним

не подходите. Не заметите, как щелкает аппарат.

Микропленка. А после в газетке “Иерусалим”

вы будете возглавлять этот еврейский парад.

Гурий вздыхает. Будут, конечно. Все подойдут

под благословенье, бедные. Благословлю, а куда

денешься? Староста настучит, подметные письма пойдут.

Уполномоченный скажет: опять сплоховал, борода!

 

* *

*

Девять утра. Все болит. А пора уже

выезжать служить литургию. Владыка смотрит на ЗИМ

и говорит шоферу: Мыкола! Оставь его в гараже.

Повезешь на своей “копейке”. Сегодня покажем им.

(Им — соборному духовенству.) Что, думаешь, не помещусь?

(Действительно, нужно втиснуться, колени уперлись в живот.)

Повезешь к задним воротам, по переулку. (Шестую неделю пощусь,

а не сбросил ни грамма.) За двадцать минут добрались, и вот,

через нижний храм Гурий входит в полупустой собор.

Ни дьякона, ни иподьякона, ни попа — все стоят у врат.

И прихожане по большей части вышли в просторный двор

встречать владыку. А Гурий тихо, как враг,

подкрадывается к настоятелю и — хлоп его по плечу:

ждете-то ждете, да не с той стороны! Что за парад!

Настоятель думает: свезти бы владыку к врачу —

психиатру. Чисто дитя! А Гурий и сам не рад

розыгрышу. Бросились облачать, бестолково, спеша.

Протодьякон

взмахнул рукою — по команде включился хор:

“Тон деспотин” и “Да возрадуется твоя душа”,

“Яко невесту украсивый тя красотою”5. (Господи! До сих пор

разбирает смех! Меня — и яко невесту! Семьдесят шесть

минуло в прошлом году, до девяти пудов килограмм добрать.)

Настоятель думает: надо б отправить весть

в Синод. Ишь, вздумалось старику юродивого играть!

 

* *

*

Пока читали Апостола, Гурий спал наяву,

восседая на горнем месте. Мерещились те года,

когда он в Богородицком, в храме темном пустом, как в хлеву,

проповедовал стенам, иконам, лампадам — прихожан и следа

не осталось. До Сибири из храма было рукой подать.

А он попал в Казахстан. Особая благодать.

Грянули “Аллилуйя”. Гурий встряхнулся, встал,

возгласил: “Бог молитвами святаго апостола и евангелиста Луки

даст тебе глагол, благовествующему...”6. Протодьякон читал

нараспев, возвышая голос, а слов не поймешь. Боже, как далеки

те страшные годы. И цела ли та церковь? Неужто уберегли?

Быть того не может! Взорвали, снесли или устроили склад,

а потом снесли, местночтимый список Донской свезли

в музей, ободрав для начала оклад. Монастырский сад,

вероятно, вырублен. У кого бы узнать? Постой!

Николай со второго курса, он вроде из тех краев!

Невысокого роста, рыжеватый, с короткой стрижкой. Пустой

изнутри, да они все такие. Небогатый улов

человеков даешь ты, Господи, нам, преемникам учеников

Твоих, апостолов, евангелистов, плотников, рыбарей.

У Церкви — невесты Твоей — слишком много земных женихов.

Лернер получше будет. Понятное дело, еврей.

Ближе к вечеру Гурий вызывает Николая к себе.

Николай подходит под благословенье, целует руку, в глазах