Новый Мир (№ 5 2011)
Шрифт:
Скат горы, непосредственно в детство (“Под зеленым и звонким, как гонг, небосводом, в радостной кутерьме, мешанине шапок, шарфов и ярких курточек, крича и хохоча, они катили вниз к прудам”).
И снова назад, на витки своего целенаправленно обустраиваемого ада.
“Отрицание я довел до самоотрицания: под безответное небо вышел Безумный Пьеро, обмотанный динамитом, и поджег фитиль”.
Смерть героя под колесами собственной машины, им же и ведомой, нельзя
Значительная часть повести — это внутренняя речь героя. Хроника дня выполняет роль событийной канвы, на которую накладывается искусное плетение из ассоциаций, визуальных образов, воспоминаний, отступлений, текст как бы сам из себя вытягивает прихотливое текучее развитие. И конечно, язык — свободное, даже лихое, постмодернистски-синкретическое построение фразы, со словарным диапазоном от “высокого” математически-философского до молодежного сленга, использование конкатенации (“на римских развалинах жизни”), щедрые и неожиданные эпитеты и метафоры даже в самых отчаянных пассажах. “Мне же хотелось иного ада — не тихой безысходности, не чахлого болота с квелым ветерком, где дьявол с водянистыми глазами уныло догнивает в тине. В моем аду все дрожало и рушилось, и мрамористые глыбы царапали небо зазубринами, и сизые осколки гор, крошась, сходили на головы грешников снежной лавиной”. Ух ты!
Бутылка Клейна не первый раз появляется в российской литературе последних лет, несколько лет назад вышла книга А. Иличевского, так и называющаяся — “Бутылка Клейна”. Ульяна Гамаюн — математик-программист, Иличевский кончил физтех, понятно, что оба не случайно приносят в литературу математические парадигмы и вживляют их в литературный текст, обыгрывают сюжетно и структурно. До них это делал американец Мартин Гарднер, но скорее на уровне прикладном, популяризирующем.
Вероятно, следует предположить, что бутылка клейна урожая 1984 года, двадцатишестилетней выдержки — это репрезентация героя, может быть даже автора, поскольку автор повести, по свидетельству журнала, родилась, как и ее герой, 6 января 1984 года.
Марина Бувайло
Но ты останься тверд...
НО ТЫ ОСТАНЬСЯ ТВЕРД…
А л е к с а н д р С т е с и н. Часы приема. М., “Русский Гулливер”, “Центр современной литературы”, 2010, 80 стр.
Вечный источник поэзии — непостижимость мира. Потому я приравниваю поэзию к религии. Сила конкретной поэтической работы прямо пропорциональна силе переживания этой тайны и чувству ошеломительности жизни.
Каждый поэт в своем противостоянии хаосу словаря занимается сотворением мира. Стихотворение — обряд, воссоздающий порядок. “Воссоздающий” — не
“Часы приема” — так называется первый изданный в России сборник поэта Александра Стесина. Мгновенная ассоциация с белоснежным врачебным кабинетом, в котором царит порядок, не случайна. Поскольку поэт — не профессия, врач — единственная профессия Александра.
Чистота, точность, опрятность, зрение, интуиция, решительность, напряженная ответственность, которая в сочетании с безукоризненными знаниями дает свободу, — вот далеко не полный перечень качеств, роднящих поэта и врача.
Есть и более существенное сходство, оно же — различие. Поэт и врач сразу, без предисловий, имеют дело с пограничной ситуацией — с жизнью и смертью. Разница в том, что врач не вправе предаваться метафизическим размышлениям, а поэт только этим и занимается. При всем при том будем помнить пушкинский рецепт: “... но ты останься тверд, спокоен и угрюм ”. Третье прилагательное в устах совсем не угрюмого Пушкина звучит странновато, но первые два безупречны.
Мне кажется, что вышеуказанное сочетание качеств, которое для краткости можно назвать “лед и пламень”, очень плодотворно, и я нахожу его в лучших вещах Александра Стесина. Прежде чем привести наглядный пример, вспомню строки еще одного классика: “Мы любим все — и жар холодных числ, / И дар божественных видений...”
Вот как это у Стесина:
...моя жизнь и смерть моя, двинут в путь,
чтоб внезапно встретиться в точке Икс,
где течет-не движется ровный Стикс.
Герой стихотворения сравнивает свой ужас со школьным ужасом у доски, когда не знаешь решения и оглядываешься на класс, ожидая помощи. Концовка:
И уже задача, как сон, видна,
и уже судачат клаксоны, на
полных v сближаясь — s, t дробя,
и уже не знаешь, что нет тебя.
Бывают и не столь трагические встречи. Например, в памяти. Память — одна из наиболее удачных встреч жизни и смерти. Если она пристальна и страстна (пристрастна!), она способна воистину вернуть к жизни, то есть воскресить, как это произошло однажды в истории.
Это так из яичницы желтый глаз
вытекает на сковороде.