Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть первая
Шрифт:
— Вот это да! — восхищенно воскликнул юный Дэвид Ленц с восторженным выражением лица, совсем не возражая против того, что мать обнимает его, будто маленького ребенка.
— Не правда ли, какие прекрасные слова сказал Протектор? — спросила Руби Ленц растроганно, обнимая сына и отирая платком слезы.
Мы с Джен просто обнимались, потому что никакие другие слова не требовались в этот момент, мы ощущали счастье и нам хотелось, чтобы это ощущение продлилось вечно. Лишь несколько минут спустя, когда скрипка стихла и площадь вновь взорвалась бурными овациями, я оглянулся на Ленца-старшего и с удивлением заметил, что тот выглядит слегка встревоженным.
— Все в порядке, Роберт? — не переставая улыбаться, поинтересовался я, хотя не представлял себе, что может быть не в порядке в такой момент.
— Да-да, конечно, — отмахнулся он, теперь улыбаясь.
То было самое великолепное празднование Нового года, что я помню. Однако невиданное прежде ощущение безграничного счастья, которое овладело мною в полночь, к сожалению, постепенно развеивалось. В два пополуночи я еще улыбался, отмечая новый год в шумной компании, но уже чувствовал усталость, а в четыре часа ночи, возвращаясь домой вместе с Джен, был, на удивление, совсем измотанным. Праздничное настроение испарилось безо всяких видимых причин, а вдобавок еще и болела голова, чего я за собой вообще не помню. Помню, я сказал Дженни что-то раздраженное безо всяких видимых причин, а та ответила мне, чтобы я оставил ее в покое, так как ее мучает мигрень.
— У меня тоже самое, — признался я. — Но я-то не пил шампанского.
— Все эти ночные гуляния, нарушающие биоритмы организма, не так уж полезны, — пожаловалась девушка. — На площади было так замечательно, но потом следовало идти домой спать, а не сидеть в этом дурацком клубе. Может быть, это из-за той дурацкой музыки у нас так болит голова.
— Да. После скрипки это показалось настоящей какофонией, — поморщился я, вспомнив, в общем-то, совсем не примечательные и довольно разнообразные треки, которые крутили в ночном клубе, где мы тусили с компанией друзей, в эту новогоднюю ночь. — Как хочется спать!
Заснуть той ночью, однако, мне удалось не сразу. Добрый час я ворочался в постели, и несколько раз поднимался, чтобы выпить стакан воды, под недовольное бормотание Джен, прежде чем наконец сомкнуть глаза. На следующий день, впервые в жизни, я ощутил нечто вроде похмелья, однако оно перемешивалось с отголосками неописуемой радости, которую я ощутил той ночью, около полуночи. Я долго еще пытался припомнить то чувство и мне хотелось почувствовать его снова, хотя бы на секунду — но на смену волшебству пришли серые будни.
Я никогда никому не рассказывал о том, что испытывал в новогоднюю ночь, так как считал это мелкой сентиментальностью, не достойной, в общем-то, того, чтобы заострять на ней внимание. Но эти воспоминания, которым я так и не смог найти разумного объяснения, крепко засели в памяти, дожидаясь момента, когда какое-нибудь новое событие или разговор заставят их всплыть на поверхность.
***
Весь 2082-ой прошел под знаком Олимпийских игр, которые в этом году принимал Сидней. Моя жизнь в этот период внезапно изменилась и переместилась в совсем новое, неожиданное русло. Мне, никому не известному иммигранту, не имеющему даже статуса резидента Сиднея, простому курсанту полицейской академии, которому на момент начала игр исполнится всего 21 год, выпала честь представлять Австралийский Союз на Олимпиаде, в супертяжелом весе по боксу.
Когда я, к удивлению многих, включая и меня самого, победил по результатам
Мне был немедленно предоставлен свободный график посещения академии, что фактически означало освобождение от большинства занятий. Преподаватели, по настойчивой просьбе муниципального департамента по вопросам спорта, готовы были ставить мне отметки «автоматом», лишь бы я не отвлекался от подготовки к турниру. Бывший чемпион Джефф Кроуди, тренировавший меня еще со второго курса интерната, которому олимпийский комитет доверил возглавить подготовку австралийского супертяжеловеса стал теперь проводить со мной целые дни напролет. Такой поворот событий слегка обескуражил меня, учитывая, что я считал себя всего лишь любителем и никогда не планировал становиться профессиональным боксером. Однако Дженет, понимавшая жизнь, по-видимому, намного лучше, чем я, сразу подсказала мне способ извлечь из сложившегося положения выгоду.
— Ты же теперь настоящая звезда, Дима, — всплеснула в ладоши она. — Это уже даже не юношеская олимпиада, а настоящая, взрослая. Как бы ты там ни выступил, десятки миллионов людей увидят тебя шагающим под флагом Австралии. Ты хоть понимаешь, что это значит?
— Большая честь, конечно.
— Но также и большие возможности, — улыбнулась она, шутливо постучав мне по голове, словно по дереву. — Неужели ты полагаешь, что участник Олимпийских игр, да еще и таких исторических, не заслуживает каких-нибудь поощрений?
— Они и так готовы поставить мне «автоматом» оценки почти по всем предметам.
— Посмотри на это шире! Почему бы им не предоставить тебе статус резидента Сиднея прямо сейчас? Для этого необязательно заканчивать академию и отрабатывать пятилетний контракт. За особые заслуги перед общиной Сиднея любой человек может получить резиденство.
— Ты так считаешь? — я даже не задумывался о подобной перспективе.
— Почему бы и нет? А еще ты постоянно жалуешься, что не хочешь оставаться на своем факультете. Вот и потребуй, чтобы тебя перевели, например, к «детективам». Не представляю себе, чтобы тебе отказали в этой просьбе. А если ты получишь статус резидента, то ничто не будет сдерживать тебя от того, чтобы перейти в воздушную академию, если захочешь.
— Родительских сбережений не хватит, чтобы оплатить там учебу.
— А за участие в играх тебе разве ничего не полагается?
— Только за призовые места. Но у меня мизерный шанс занять их, Джен. Там будут выступать лучшие молодые боксеры мира. Включая и того парня, который побил меня в 78-ом. Он был тогда сильнее меня, и все эти годы он непрерывно тренировался и одерживал одну победу за другой, ему не нужно было тратить время на занятия в академии. Я — реалист, Дженни, и понимаю, как я попал на Олимпиаду. Я победил своего соперника в финале отборочного турнира с перевесом всего в одно очко, и это после того, как два основных претендента выбыли из-за травм.
— Как бы там ни было, на твоем месте я завела бы этот разговор, Дима. Ты все равно ничего не потеряешь. Обратись к своему тренеру, Джеффу. Он ведь знаком с деятелями из олимпийского комитета. Пусть они обратятся к городским властям, попросят для тебя чего-нибудь. Это должно сработать.
«Головка у тебя варит неплохо, милая», — наморщив лоб, подумал я. Это был очевидный шанс, настоящий подарок судьбы, который я не заметил, должно быть, лишь по своей простоте душевной. И я непременно воспользуюсь им.