Новый мир. Книга 3: Пробуждение
Шрифт:
— А с чего мне их разделять?
— Действительно, с чего бы это? Да брось! Глядя на тебя, кажется, что у тебя много причин ненавидеть их. Это ведь они сотворили с тобой такое.
— Для меня все никогда не было так просто с этими вот «мы» и «они»! — слегка раздраженно ответил я. — Кого, по-твоему, я должен ненавидеть?
— Содружество.
— Содружество — это сотни миллионов людей. Хороших и плохих. Мне их всех ненавидеть?
— Только власть.
— Власть — это тоже сотни, тысячи людей. В основном, конечно, говнюков. Но опыт показывает, что на их место редко приходит кто-то лучше. Если обратиться к истории, то можно увидеть, что всевозможные революционеры
Я тяжело вздохнул.
— Мне всегда было легко найти врага. Помню, я готов был самозабвенно воевать за Альянс с ЮНР. Только отец удержал меня от этого. Потом я так же рвался воевать за Содружество с евразами. Этого дерьма мне дали понюхать сполна. И что теперь? Воевать за каких-то сказочных «борцов за свободу» против тирании? А может, пора наконец поумнеть? И больше не позволять никому использовать себя в качестве пушечного мяса?
— Еще несколько лет назад я сказал бы, что твоими устами глаголет малодушие, дружище. Теперь я уже сам не знаю, что тебе сказать, грека. После тридцати ко мне наконец пришло понимание того, что бросаться в бой очертя голову — это не всегда самая лучшая идея. И не всякий бой стоит того, чтобы в него ввязываться. У меня горячая кровь. Но я тоже умею извлекать уроки из своего опыта. Война с евразами — урок что надо. А точнее — то, что произошло после.
Джером вздохнул. Время несколько заживило его раны, но вспоминать о том, как обошлись с ним после войны вчерашние соратники и союзники, бывшему предводителю казаков было все еще непросто.
— Так что я не буду подталкивать тебя ни к чему. Уверен, ты сам разберешься.
Практически одновременно мы с Джеромом взглянули на часы. Нам не стоило задерживаться здесь вдвоем слишком долго. И мы оба это понимали.
— Будь осторожным, Джером. Не позволь втянуть себя в дерьмо, — сказал я на прощание.
— Не дрейфь, грека. Прорвемся.
— Ну тогда на связи.
— Будь здоров.
«И что я за идиот, Джером?» — подумал я, садясь на скутер. — «Советую тебе одно, а сам в это время делаю прямо противоположное».
§ 100
У меня заняло еще минут десять, чтобы добраться еще до одного места в Новом Бомбее, о посещении которого я не стал говорить Джерому. Оставив скутер пристегнутым к забору в совсем глухой подворотне, где он так и просился, чтобы его угнали, я включил фонарик на наручном коммуникаторе, и, крепко держа в руке трость, осторожно спустился в темный подземный переход, а точнее вход, ведущий в подземный город. Спуск был похож, как две капли воды, на тот, из которого я вышел в мае 89-го после того, как едва не погиб в этих мрачных подземельях. Даже прошедшие шесть лет не в состоянии были сгладить пережитый тогда страх, так что, спускаясь, я ощутимо нервничал.
Долгих десять минут, которые показались мне часом, я бродил по плохо освещенным подземельям, в которых мне не мог помочь никакой навигатор, пытаясь как-то ориентироваться по стенам, изгаженным граффити и черными пятнами от окурков. За это время я так и не встретил ни одного человека, кроме пары грязных бродяг, которые лежали у стен — то ли спящие, то ли мертвые. Низшие слои населения Нового Бомбея, обретавшиеся прежде в этих норах, в последние годы перебрались поближе к солнцу после того, как их более благополучные собратья переехали жить в более благополучные районы. Катакомбы стали почти необитаемыми. И от
Я уже практически признался себе в том, что заблудился, и собирался уже развернуться, когда лабиринт наконец вывел меня к просторному круглому вентиляционному колодцу. Здесь царил жуткий сквозняк, завывания которого распространялись дальше по тоннелям. Футах в тридцати сверху сквозь металлическую решетку и лопасти крутящегося вентилятора пробивался солнечный свет. Свет узким столбом падал на пол, образуя на нем светлый круг и оставляя внешние контуры помещения в полумраке.
Я угрюмо покосился на большой красный знак ® на стене колодца, который был здесь особенно символичен. Затем мой взгляд остановился на силуэте, который стоял спиной ко мне в противоположном конце помещения, у еще одного выхода из подземного лабиринта.
— С каждым разом конспирация все серьезней, — заметил я, обращаясь к силуэту.
— Даже серьезнее, чем ты думаешь, — повернувшись ко мне, ответила Клаудия.
В этом году ей исполнилось пятьдесят. Годы прибавили ей несколько морщин и складок, а также седых волосков, и Клаудия не прибегала к женским хитростям, чтобы скрыть их. Наверное, именно из-за этого она смотрелась гармонично и естественно. Ее и сейчас можно было назвать красивой — красотой зрелой женщины, которая не стыдится своего возраста и на которой года оставили след лишь в той степени, в какой этого было никак не избежать. На ней было длинное платье свободного кроя, скромно скрадывающее очертания фигуры, хотя я не сомневался, что она все еще была в отличной форме.
— Давно не видела тебя, — молвила она, рассматривая меня с теплым, слегка грустным выражением лица.
— Думаю, я с тех пор не слишком изменился, — попробовал пошутить я.
— Ты выглядишь усталым и разбитым, Димитрис. Словно стал старше еще на пару лет. Переживания этих недель не прошли для тебя бесследно.
Я согласно кивнул, не став спорить со столь очевидным фактом.
— Мне очень жаль, — сочувственно произнесла Клаудия. — У меня не было возможности принести тебе мои соболезнования из-за гибели твоего друга. Это страшно и невыносимо печально, когда из жизни уходят молодые люди, полные жизни и энергии.
— Да, это так.
Клаудия выдержала задумчивую паузу.
— Я не была уверена, увижу ли тебя снова. Я долго колебалась, могу ли я вообще устроить встречу при нынешних обстоятельствах.
— Я тоже сомневался, хорошая ли это идея.
— Ты очень дорог мне. Ты сам это знаешь. Но, чем дальше мы уходим по тем дорогам, которые мы выбрали, тем сложнее нам поддерживать общение. Боюсь, что эта наша с тобой встреча может стать последней на очень долгое время. Если ты намерен продолжать ту жизнь, которой сейчас живешь, то общение со мной сопряжено для тебя со слишком большими рисками. Так же точно обстоит дело и с моей стороны. Общаясь с тобой, я подвергаю опасности себя и других людей.
— Я понимаю это, Клаудия. Я и сам хотел сказать тебе о том же самом.
— Что ж, — она доброжелательно улыбнулась. — Тем больше у нас причин обсудить все, что раньше не успели. Но прежде позволь представить тебе одного человека.
Мои брови недоуменно и слегка тревожно поползли вверх. Ни о чем таком речи не было.
— Прости. Я взяла на себя смелость пригласить кое-кого на нашу встречу, не согласовывая с тобой.
Я нахмурился, однако спорить в этой ситуации было бесполезно. Клаудия сделала едва заметное призывное движение головой, и из мрака катакомб за ее спиной появился стройный тонкий силуэт в просторной юбке, тунике и черном хиджабе. От удивления мои глаза должны были расшириться.