Новый Раскольников

Панкин Борис Александрович

в итоге станет всё как прежде тебя закружит хоровод иных соблазнов и надежде моей решительно придёт пиздец стремительный и полный как с. лукьяненко (фантаст) обидно будет будет больно что никогда уже не даст такая сказочная краля такая ветреная ты чуть рыхловата правда в талии но чиста гений красоты

«загремела в дурку таня…»

загремела в дурку таня да и ладно с ней мы о том жалеть не станем докторам видней кто

из нас больной и буйный кто здоров как лось до свиданья таня будем навещать авось

«чулочки в сеточку…»

чулочки в сеточку готичная помада ах детка-веточка из катькиного сада вниз по садовой ми- мо суетной апрашки меня с собой возьми со мной не так и страшно хотя куда я в не- начищенных ботинках я пуст сударыня прохожий-невидимка иду за вами лишь до станции сенная а там гудбай малыш не вспомню не узнаю

«а это, братец, полная луна…»

жить тяжело и неуютно

Борис Рыжий

…а это, братец, полная луна заглядывает в общую палату. где небо из окна и тишина, где тяжесть принудительного сна — покой, порядок. где дальше заскорузлый коридор. дежурный врач сжимает папиросный мундштук в зубах, разглядывая двор задумчиво — всё то же: морг, забор, каталка, простынь. и лунный свет струится с высоты, где я и ты.

«и жизнь твоя ненастоящая…»

и жизнь твоя ненастоящая и смерть нелепою была лежи теперь в сосновом ящике обыкновенного стола в страницы книги замурованный веди пустым минутам счёт пока другой командированный тебя однажды не прочтёт с гримасой скуки и уныния на плохо выбритом лице чья жизни оборвётся линия нелепым приступом в конце

«вот и всё любимая вот и всё…»

вот и всё любимая вот и всё бурый шарф намотан на колесо мчит вперёд стремительный кадиллак всем гудлак не судьба любимая не судьба болт забитый сорванная резьба миг и ты у пропасти на краю всем адью да и я по совести говоря в непроглядных сумерках декабря неспроста забрался на табурет всем привет

«четыре-дэ литература…»

Я делаю литературу следующего измерения.

Михаил Шишкин

четыре-дэ литература для ординарного ума невыносимая халтура другое дело литгурма- нитарий с отрешённым ликом и марсианином внутри ему бесспорно льстит к велико- му рожденью новой ли- тературы быть причастным хотя он знает сам прекрасно на что феномен сей не множь всё ноль наёбка пшик пиздёж

речёвка

ничего не происходит да и не произойдёт мент похмельно жезлом водит мимо дерево растёт возле ржавого забора смотрит в небо одиссей он домой ещё не скоро он из дома насовсем ничего

не происходит кроме разве что весны те же траблы на работе те же мысли те же сны из порожнего в пустое суета-тире-дела что нам стоит дом построить а потом спалить дотла или жить семья заботы дети внуки горсть земли эти крылья для полёта эта шея для петли этот город на болоте сплав бетона и стекла бомж в подземном переходе хлещет прану из горла ната делает карьеру вера вышла за мента влад вернулся из танжера суета-тире-тщета оля кроликов разводит николай баклуши бьёт ничего не происходит да и не произойдет

Бабочка нáбоков

«это ты что ли…»

это ты что ли в пирогах штолле куришь парламент плетёшь орнаменты виртуозной лжи потенциальному мужу чувствуется мужик конкретно прогружен я иду мимо над головой апрель птахи свистят гимны весне ибо оттепель ибо пора брачных игрищ так не сочти за глум замужеств тебе удачных до пенсии минимум

13.06

…вот и черешня пошла. (ненавижу черешню). полдень. избыток тепла проявляется внешне в мареве над мостовой, в тополиной позёмке, в жизни, уже неживой. по заваленной плёнке плоский скользит персонаж. — твой любимый типаж. в лёгких не воздух, но смог, перегрета трахея. город, считай, занемог, — переулки глухие, улицы, парки, дома, едкий дёготь глотая, медленно сходят с ума, постепенно впадая в кататонический ад. — твой любимый расклад. ленту на кадры дробя, аппарат, допотопный, крутит кино, где тебя этот город загробный водит по давним местам — переулкам и скверам. где парадигма проста — ни надежды, ни веры. тусклый мерцающий свет, и катарсиса нет.

Бабочка нáбоков

1. порхает нáбоков над лугом хвостом немая рыба бьёт твоя печальная подруга случайных песен не поёт ей больше незачем и не чем ей тело — мраморный протез так ждать тебя гораздо легче без боли в сердце сердца без ей безупречен изыск линий ей скорбь навек гляди Улисс и лучше так — под сенью пиний чем затхлый «заячий ремиз» ты никудышным был супругом но как вдовство тебе к лицу порхает нáбоков над лугом роняет чахлую пыльцу 2. нáбоков спит и видит как лаоцзы ловит в верховьях длинной реки янцзы бабочек обрывает у них крыла давит изуродованные тела нáбоков огорчается но во сне не в состоянии повлиять на расклад и не в состоянии увернуться от ловких рук тело ломается с хрустом и этот звук последнее что он чувствует прежде чем откинуть коньки совсем