Нравственный образ истории

Михайлов Георгий

Согласно преданию, икона Одигитрии Смоленской была написана в Иерусалиме Святым Апостолом и Евангелистом Лукой. Оттуда, со временем, её доставили в Царьград. А в Киев из Византии святыня прибыла вместе с дочерью Императора Константина IX Анной, матерью Владимира Мономаха. Владимир и перенёс икону в Смоленск, где поместил её в соборную церковь Успения Пресвятой Богородицы. Там она хранилась до приступа Батыевой орды. Когда же татары осадили Смоленск, именно этот чудотворный образ вдохновил богатыря Меркурия на подвиг, подобный деянию Святого Давида.

Библия (1 Книга Царств) повествует о том, как будущий властитель Иерусалима, Царь-пророк и Псалмопевец Давид ещё юношей оказался участником битвы его братьев с филистимлянами. И тогда, когда никто из взрослых

воинов израильских не решался сразиться в поединке с необычайно могучим иноплеменником Голиафом, открыто поносившим народ Божий, юный Давид вызвался на неравный бой с богохульником; он одержал победу и обезглавил великана его собственным мечом.

Доспехи воинские несовершеннолетнему Давиду оказались тогда слишком тяжелы, он обошёлся без них. Его сила заключалась в другом: в неодолимом духе, ибо с ним была сила Божия. Призывая Бога на помощь, Давид и раньше, как пастырь добрый, за своих овец не боялся вступать в схватки с дикими хищниками. Зная, как Бог помогал ему даже львов душить голыми руками, Давид не сомневался в победе. Эта святая уверенность, вдохновлённая благодатью свыше, помогла ему не промахнуться единственным камешком, пущенным из пращи, и поразить Голиафа прямо меж глаз. Увидев гибель своего поединщика, филистимляне обратились в бегство и были изрублены израильтянами.

В древности так бывало часто. Схождению армий на поле боя предшествовали поединки зачинщиков, и от исхода их борьбы во многом зависела судьба сражения. Победа в поединке поднимала дух остального войска, а порою в предварительном единоборстве решалось всё. Бывало, что князья вызывали друг друга на личный бой, но чаще в поединщики отбирались самые сильные, смелые, многоопытные воины - богатуры (по-монгольски), по-русски - богатыри.

Поединок в древности рассматривался как Суд Божий, потому ставка богатыря в бою была выше его собственной жизни. За нею стояла судьба всего войска: жизни товарищей, жён, матерей, детей, оставшихся в тылу. Не страх перед могучим противником, но чувство огромной ответственности за всех заставляло не раз усомниться в собственной праведности того, кто решался принять вызов. А неправедный полководец ощущал себя более уверенно, если держал при войске двух-трех голиафов, одним видом своим способных ужаснуть неприятеля. По сообщениям летописцев, некоторые из богатуров Чингиз-Хана и Батыя обладали чудовищной, поистине диавольской силой.

Под Смоленском татары оказались не сразу. Разорив северо-восточную Русь, полчища Батыя взяли Тверь и Торжок, и уже направились было к Новгороду и Пскову; однако, из-за непроходимых лесов и болот, по весенней распутице повернули назад. На обратном пути варвары приступили к небольшому городку Козельску. Жители его, имея малолетнего князя Василия, не захотели сдаться на милость завоевателей. «Наш князь младенец, - говорили они, - но мы, как верные россияне, должны за него умереть, чтобы в мире оставить по себе добрую славу, а за гробом принять венец бессмертия».

«Сказали - сделали, - пишет Н.М.Карамзин.
– Татары семь недель стояли под крепостью и не могли поколебать твердости жителей никакими угрозами; разбили стены и взошли на вал; горожане резались с ними ножами и в единодушном порыве устремились на всю рать Батыеву, изрубили многие стенобитные орудия и, положив 4000 неприятелей, сами легли на их трупах».

"Злым городом" назвал Батый приснопамятный нам Козельск, после чего, устрашённый мужеством Русских, он двинулся на юг, в половецкие степи, предоставив туменам (тьмам) своих нукеров развернуться вширь и грабить всё, что осталось ещё не разграбленным на их пути. И так они шли, пока правым крылом войска не "зацепились" за неприступный Смоленск.

Увидав его крепкие стены, басурманы вдруг поняли, что после Козельска у них недостает стенобитных машин. Осень была уже в разгаре. Наступление голодной зимы делало невозможным

длительную осаду. Людей для штурма вполне хватало, но боевой дух монголов ещё не был восстановлен после недавних потерь. Призраки "злого города" всё еще ужасали суеверных степняков, а Смоленск был гораздо больше и лучше укреплен. Оставалось последнее - прежде чем штурмовать, попытаться вызвать защитников крепости на неравную битву в открытом поле. Для чего не самый большой из монгольских отрядов выдвинулся вперед и расположился лагерем в Долгомостье.

К стенам Смоленска стали подъезжать зачинщики поединков. Они начали дразнить и оскорблять русских ратников, рассчитывая на простодушие горячих голов. В конце концов, в виду крайних обстоятельств, насмешки басурманов можно было бы и потерпеть, проявить благоразумие. Но нет! Поганые непрестанно богохульствовали, глумились, как библейский Голиаф, над самым святым. Сердца православных воинов сжимались от боли. Храбрецы порывались сразиться с вражеской ратью или хотя бы выйти на поединок, но главный зачинщик татарский был столь велик ростом и звероподобен, что одолеть его своей силой никто из русских богатырей не решался. И никто не был уверен в своём достоинстве положиться на помощь Всевышнего. Враги же, меж тем, наглели день ото дня, и наглость зачинщиков передавалась простым нукерам. Уже забывались уроки Козельска; всё больше росла готовность ордынцев идти на приступ, облепить стены, подобно чёрной саранче, сломить упорство малочисленных урусов и насладиться кровавым пиром, достойным безжалостных диких хищников. Времени на раздумье не оставалось.

В тот год в дружине Смоленской служил один славный витязь Меркурий: рослый, могучий, искусный в ратном деле и ревностный подвижник Христианского благочестия. Родом он был славянин из Моравии, сын знатных родителей.

Почему его прозвали Римлянином? Может быть, от того, что на Русь он пришёл с Запада. Возможно, он учился или служил в Риме прежде. Точнее сказать трудно. Ведь именно для Моравии, по заказу князя Ростислава, Святые Кирилл и Мефодий создали славянскую азбуку и перевели на славянский язык Священное Писание. Благословил их, как мы помним, Византийский Святитель Патриарх Фотий, а за ним и римский папа Адриан.

Имя Меркурий - несомненно, римское. Но витязь носил его не в честь языческого идола, которому поклонялся Юлиан Отступник, а в честь Святого Великомученика Меркурия, воина, пострадавшего за исповедание Христовой веры во время гонений от нечестивых императоров Деция и Валериана в середине III-го века. И кстати, Юлиан Отступник, павший в 363 году от персидской стрелы, по преданию Церкви, был сражён невидимым копьем того самого Святого. Образ Великомученика Меркурия исчез с Богородичной иконы, перед которой пламенно молился Василий Великий. И когда, получив откровение Божией Матери, Святитель Василий вновь увидел изображение небесного воина на Её иконе, но уже с окровавленным копьем, он понял, что Юлиану - гонителю Христиан - пришёл конец.

Житие своего небесного покровителя витязь Меркурий Смоленский знал хорошо. Он помнил, как тому однажды перед битвой с варварами явился Ангел Господень и, укрепляя его, сказал: «Когда победишь их, не забудь Господа Бога твоего». Приняв меч из руки Ангела, Меркурий (будущий Великомученик) пробился сквозь строй врагов, поразил самого их царя и множество воинов вокруг, отчего те обратились в бегство.

Теперь же полчища иных варваров, более многочисленных и жестоких, топтали Русскую землю, вторую родину Меркурия Римлянина. В Успенском Соборе народ неустанно молился Богородице Одигитрии. Молился и витязь Меркурий, всё более проникаясь состраданием, всё более воспламеняясь верой и готовностью к жертвенному подвигу. Молился там и пономарь соборной церкви Георгий. Он денно и нощно со слезами просил Пречистую избавить от врагов Святое Отечество. И вот, в одну из ночей Георгий услышал дивный глас от чудотворной Смоленской иконы: «Иди к рабу Моему Меркурию на Подолье... ступай к нему на двор... и... скажи ему: Меркурий! тебя зовёт Владычица».