Нравственный образ истории
Шрифт:
Этой ли хитростью или иным способом, но греки сумели отвести от себя монгольскую угрозу. В продолжении 40-х годов Ватаци наращивал мощь никейского государства за счёт разорения турок татарами и мудрого хозяйствования на своей земле. Всех греческих крестьян, бежавших из султаната, император принимал и поселял в своих доходных имениях. Вокруг городов и крепостей были устроены сотни многолюдных деревень, бесперебойно снабжавших провиантом воинские гарнизоны и пополнявших царскую казну. Торговля с турками была в то время очень выгодной. Дорогие восточные вещи продавались на рынках за бесценок, за продукты питания, и наполняли дома подданных Ватаци. Народ Никеи богател. А чтобы деньги зажиточных граждан не уходили в карманы западных купцов, царь Иоанн ввёл ряд
Ещё при Феодоре I (1219 г.) был заключён договор с Венецией, как всегда - о беспошлинной торговле для венецианцев. Никейские же купцы, торгуя на Западе, таким правом не пользовались. Ватаци, заботясь о процветании своей страны, а не "западных партнёров", ввёл таможенные сборы, положил запрет на ввоз некоторых товаров (главным образом, предметов роскоши) и делал всё возможное для поддержки отечественных производителей.
«Так как царь увидел, - сообщает византийский историк Никифор Григора, - что ромейское богатство всуе расточается на иноземные одежды, которые... искусно ткутся итальянскими руками, то он издал постановление, чтобы никто из подданных не употреблял таковых, если не желает, кто бы он ни был, чтобы он сам и род его подвергся лишению гражданских прав ["бесчестью"], но употреблять всем лишь то, что производит ромейская земля и что вырабатывают ромейские руки».
Своих мануфактур греки имели достаточно. Беднякам было во что одеться, а господам и подавно, если не гнаться за безумной модой. Иностранцы же, упустив крупную наживу, всё равно продолжали ездить хотя бы за греческими товарами, и, скупая никейские продукты, неплохо пополняли казну императора.
Роскошь, чуждая христианскому благочестию, сделалась «неудобной» даже для высших столичных сановников. Сам наследник престола был строго наказан отцом за ношение итальянской парчи и шёлка. Богатые щёголи, конечно, роптали, но возразить царю никто не смел. Сокращение ненужных потребностей улучшало моральную обстановку, поднимало нравственность, пробуждало патриотизм. От нарядов и дорогих безделушек знатные юноши потянулись к подвигам мужества во славу отечества. Труд крестьян и ремесленников был востребован и вознаграждён. Немощным, сирым, больным оказывалась благотворительная помощь. Страна возрастала и крепла. И пока царствовал Иоанн Дука Ватаци, нация подавала надежды к возрождению духа.
К сожалению, в дальнейшем этот духовный рост замедлился. Ему помешало другое «возрождение», то, которым уже болел Запад, и корни которого уходили в язычество древних греков.
Христианство сблизило образы мыслей эллинов и римлян, объединило их даже со скифами. Но варвары, в V веке покорившие Италию и заселившие Западную Европу, не смогли вместить полноту учения Апостольской Церкви. Сначала они уклонились в арианскую ересь, затем перешли в католичество, а в средние века восприняли языческий ренессанс. Греки же утвердились в Православии. Однако по мере приращения богатств империи, у византийцев возросли материальные запросы, и в среде правящей элиты вновь начал сказываться древнеэллинский характер.
«Эллины, - пишет немецкий историк Т.Моммзен, - всегда приносили общее в жертву частному, нацией жертвовали для общин, а общинами - для отдельных лиц. Их идеалом была созерцательная жизнь, без труда, часто переходившая в праздность». Их соперники древние римляне, напротив, «ничего не уважали, кроме полезной деятельности, и... у них... из отвлечённых идеалов только стремление к величию родины не считалось пустым». Римляне были жестокими прагматиками, но умели жертвовать собой и дело, однажды начатое, всегда доводили до конца.
Византийская ментальность колебалась между мужественным римским прагматизмом и созерцательным эллинским любомудрием, а идеал жертвенной христианской любви, так горячо воспринятый на Святой Руси, в сердцах ромеев мало-помалу угасал.
Патриархальный дух никейских императоров не находил широкой поддержки в среде изнеженной византийской знати. Иоанн Дука Ватаци царствовал
В 1252 году Македония перешла под власть Никеи. Эпирский дэспот Михаил II уступил её Иоанну Ватаци. Наместником Македонской провинции царь назначил своего любимца Михаила Палеолога. Ватаци хотел женить молодого вельможу на своей внучке и приобщить его к царскому роду. Палеолог, естественно не помышлял ни о каких заговорах против своего покровителя. Тем временем некий македонец, Николай Манглавит, задумал посеять вражду при Никейском дворе. Он оклеветал Михаила Палеолога, и царь, вняв доносчику, затеял длинное разбирательство. Следствие взбудоражило высшие круги дворянства, отвлекло всех от главного дела (завоевания византийской столицы) и по прошествии года окончилось безрезультатно. Зато семена смуты были посеяны. Обиженный Палеолог действительно возглавил придворную оппозицию, только это случилось потом. А тогда, весной 1254 года, Ватаци тяжко заболел и почил на 62-м году жизни. Освобождение Царьграда отложилось ещё на семь лет.
С кончиной великого императора нарушилось равновесие властных структур. Тридцатитрёхлетний наследник (он родился в день воцарения Ватаци) Феодор II не вынес бремени царской власти. Дурной характер и неизлечимая болезнь свели его в могилу менее чем за четыре года. Никейский двор в это время не знал покоя. Новый царь успел ещё продолжить завоевания отца, но о Константинополе он словно забыл. В политике, в экономике страна двигалась от успеха к успеху; Феодор же ощущал себя живущим среди врагов. Он был окружён компанией незнатных временщиков во главе с Георгием Музалоном, которому доверял безраздельно. Пользуясь этим, семейство фаворита сводило счёты с высокородным дворянством. Страдая патологической подозрительностью, царь, под влиянием клики Музалонов, осыпал бранью, преследовал и казнил невинных людей.
Одарённый от природы, начитанный, сведущий в науках, Феодор II, возможно, превзошёл бы своего великого отца. Однако, по словам академика Ф.И.Успенского, став императором, «Феодор переоценил свою власть, основанную его отцом Ватаци на осторожном, хозяйственном и отеческом попечении о низших и средних классах; он ничего не достиг; сократил себе век безнадёжной борьбою и расшатал унаследованную власть».
Возросшая неуравновешенность психики Феодора II перешла в нервную болезнь, которая в расцвете лет сразила его апоплексическим ударом. Несмотря на неутомимую энергию, работоспособность, обаятельный ум, новый царь был язвителен, насмешлив и груб. Он имел о себе столь высокое мнение, что возбудил неприязнь даже у своего воспитателя, философа Акрополита.
«У всех ромеев, - сетовал Акрополит, - особенно в армии и при дворе, явилась надежда... если кто-либо был обижен его отцом... тот надеялся избавиться от своих бедствий... Ведь молодость нового царя, его приятность и вежливость в обращении, умение поддерживать веселую беседу вызывали подобные мечты; но всё это оказалось личиной и обманом».
Обманулись не только подданные. Сам император в скором времени стал обнаруживать в себе странные противоречия. Да и болезнь, стремительно возникшая и рано оборвавшая его жизнь, многих наводила на мысль о наказании Божием. Причина болезни (духовная, прежде всего) становится отчасти понятной, когда мы узнаём, что Феодор II вошёл в историю как «царь-философ». Как выдающийся гуманист-возрожденец, имя которого непосредственно связано с началом восточного ренессанса. И хотя эллинизация сознания византийских греков шла своим чередом (ещё до основания Никейского царства), наиболее заметно она проявилась именно в период правления последнего из Ласкарисов.