Нравственный образ истории

Михайлов Георгий

Судя по приведённому отрывку, коллегия папских кардиналов старалась вычитать в письме Иоанна III нечто большее, чем просьбу о сватовстве. Великий князь не просил папу «дать веру» Русским и тем паче не думал принимать «Флорентийскую унию». Но католикам очень хотелось этого. Поэтому даже приветственное «челобитие» московитян они истолковали как знак покорности и подчинения России римскому престолу. Не исключено также, что Вольпе обещал папе многое от себя, за что, по возвращении в Москву, он попал в немилость.

Так или иначе, день бракосочетания назначили. Первого июня 1472 г. духовенство и римская знать собрались в базилике Св. Апостола Петра. Но когда всё уже близилось к концу, неожиданно выяснилось, что русский посол не привёз

обручальных колец (в Москве не знали такого обычая). Остановить церемонию было невозможно. На следующий день папа выразил сожаление, что обряд «совершён без соблюдения законных условий и что это было замечено слишком поздно».По сути, заочный католический брак не состоялся, видимо, промыслительно, а 24 июня Софья Фоминична отправилась в Россию.

В летописях Болоньи сохранились некоторые данные о внешности греческой царевны: «Она была невысокого роста, имела возраст 24 лет, глаза её блистали, как искры, белизна кожи свидетельствовала о её происхождении». Первого сентября 1472 года Софья Палеолог прибыла в Любек, 11 октября её принимали псковичи и поднесли ей в дар 50 рублей; 12 ноября царевна добралась до Москвы, где немедленно совершилось её бракосочетание с Иоанном III. На сей раз всё прошло законно, по Православному чину, и всё встало на свои места.

Вступление Софьи в Москву не обошлось без инцидента, ибо в числе сопровождавших её находился папский легат Антоний. Он, как и было задумано, собирался войти в столицу с преднесением латинского креста (крыжа). Однако там ещё не забыли о подобной выходке униата Исидора. Митрополит Филипп (сменивший Св. Иону, преставившегося в 1461 г.) объявил, что если папский посланец с крыжём войдёт в одни ворота Москвы, то он (митрополит) выедет в другие. Царь Иван (с тех пор его называли и так) выслал вперёд боярина, который отобрал у Антония латинский крест и спрятал его в санях. Кардинал возмущался, но поделать ничего не мог. На приёме у великого князя он вступил в спор о вере, однако был посрамлён русским книжником Никитой Поповичем. Новая авантюра с унией полностью провалилась, и Софья Палеолог не оправдала надежд, возложенных на неё Ватиканом.

В Москве царскую невесту встретили весьма настороженно. Гречанка, да ещё воспитанная в Риме, не могла не вызывать подозрений. Тем паче, что с её прибытием число иностранцев при дворе увеличилось. Да и в дальнейшем влияние Софьи на своего супруга не очень нравилось московскому боярству. В столице развернулось строительство каменных зданий. Кремлёвские храмы возводили иноземные зодчие (в первую очередь, Аристотель Фиораванти). Не прощали великой княгине и то, что по важным делам государства Иоанн III стал реже советоваться с боярской думой, а более проявлял царское самовластие. Однако, как бы там ни было потом, в духовном отступничестве Софью Палеолог подозревали напрасно. Её вероисповедание оказалось вполне православным.

С первых шагов по Русской Земле византийская царевна стала пугающе удивлять сопровождавших её католиков. Уже в Пскове она решительно приняла благословение от русского духовенства и пошла прикладываться к православным иконам. А приехав в Москву, окончательно заявила себя Христианкой восточного обряда. Отношений с Римом Софья не возобновляла. Только дважды (в 1480 и в 1490 годах) она пригласила к Московскому двору своего брата Андрея (безземельного императора) и помогла ему деньгами. После смерти его (1502 г.) наследственные права на Византийский престол перешли к Софье и, соответственно, к её потомкам от Иоанна III, а трон с двуглавым орлом (гербом империи) был доставлен в Россию, как приданое Палеологов.

С того времени Москва является правопреемницей Второго Рима во всей полноте закона, и очень скоро достоянием гласности становится идея о духовном переносе Державы Православия в Третий Рим. Уже при сыне Иоанна III, великом князе Василии Иоанновиче (отце Иоанна Грозного), эту идею (около 1515 г.) озвучил псковский инок старец Филофей. В своих письмах Василию III Филофей

прямо проводит мысль о том, что хотя прежние Христианские царства погибли, но Вселенская Церковь вечна, и нынешнее ромейское царство есть Россия. Два Рима пали, третий (Москва) стоит, во всей вселенной блистает, как солнце, а четвёртому Риму не бывать. По мнению Филофея, падение Константинополя прямо связано с тем, что греки изменили Православной вере и перешли в латинство посредством унии. Но при этом есть большая разница между их отпадением, вынужденным постоянной агрессией мусульман, и добровольной изменой вере самих латинян. И даже порабощение Царьграда турками отличается от его разгрома крестоносцами. Старец Филофей подчёркивает, что турки, завладев греческим царством, не повредили веры, не принимают насильственных мер к обращению греков в ислам и не уничтожили Вселенской Церкви. Стало быть, мишет он великому князю, даже нельзя и говорить о падении Православного царства. Оно лишь переместилось туда, где лучше сохраняются апостольские предания, соблюдается церковный чин, и блюстителем благочестия выступает свободный Православный Царь. Этим титулом псковский старец нарёк великого князя Московского, обращаясь к нему: «Православному Христианскому царю и владыке всех, браздодержателю святых Больших престолов Святой Вселенской и Апостольской Церкви, воссиявшей на место Римской и Константинопольской, державному царю... Третьего Рима». И эти слова Филофея оказались пророческими.

Москва стала духовным центром и живым сердцем России. К ней тянулись окраины, изнемогавшие под игом иноверцев, на неё ориентировались нравственно. Москва несла идею Русской нации. И та провидческая мысль о преемстве Державы Православия, что зародилась ещё в XIV веке у болгар, теперь реально воплощалась. Сами болгары, отпавшие от Византийской империи, не раз нападали на греков в союзе с католиками и не раз были готовы к заключению унии. Потому, конечно, не им Бог судил основать Третий Рим. В 1442 году некий серб Пахомий (ученик Св. Евфимия Тырновского) составил исторический «Хронограф» для русского читателя, где содержался намёк на перенос славы ромейской из Царьграда в Тырново (тогдашнюю столицу Болгарии). Великокняжеский дьяк Мисюр Мунехин передал этот «Хронограф» иноку Филофею, а тот благодатию Божией развил идею в её реальности. О себе старец Филофей заметил: «Человек я сельский, хотя и знаю грамоту, но еллинской науки не проходил, ораторских сочинений не читал и с мудрыми философами в беседе не бывал». Тем не менее, письма его к Василию III легли в основу национального самосознания Русских.

Уже известное нам новгородское «Сказание о белом клобуке», составленное, как значилось в нём, русским толмачом (переводчиком) Димитрием в Риме в 1492 году на основании материалов, найденных в папской библиотеке, гласит: «В древния бо лета изволением земного царя Константина от царствующего сего града царский венец дан бысть русскому царю; белый же сей клобук изволением небесного царя Христа... дан архиепископу великого Новгорода». После чего он также перешёл в Москву.

Несомненно, «царский венец», упоминаемый в «сказании», есть знаменитая Шапка Мономаха, а «белый клобук» (символ патриаршества), некогда данный папе Селивестру Святым Императором Константином, не удержался ни в первом, ни во втором Риме. Согласно «Повести о клобуке», папы, отпав от Православия, хотели истребить эту святыню, но, убоявшись грозного откровения, отослали клобук в Царьград. Затем Св. Константин явился патриарху Филофею (XIV в.) и повелел отправить его в Новгород. «Как от Рима отнята уже благодать, слава и честь, так она скоро отнимется и у Константинополя... и тогда вся святыня передана будет Богом в великую Русскую землю».